ПИТОНИЯ

Временами Андрею казалось, что и не было этого никогда. Так давно это было. Все навеяно снами из какой-то прошлой жизни. Порой он вспоминал то время с радостью, иногда с благодарностью, иной раз с грустью. Неожиданно из той прошлой жизни на его электронную почту пришло сообщение по-военному короткое и потому необычное: «Проверка связи. Кучер Валерий». В том же стиле «красноречия» и лаконичности постарался выдержать свой ответ: «Проверка связи. Я знал только одного Валерия Кучера». Людей, принадлежащих к этому роду, достаточно много, однако за всю жизнь Андрею больше не приходилось встречать человека с таким именем и фамилией. Короткое послание действительно пришло из прошлой жизни пятидесятилетней давности, образы которой благодаря замечательному свойству памяти забывать, все стерлись. Как оказалось, не все и не до конца, что-то осталось. И зашелестели картинки памяти, и ожили люди, и заговорили голоса.

ₓ ₓ ₓ

Все началось из-за бабушки, Евгении Васильевны Сташко, которая приехала погостить в Севастополь к родителям Андрея, а заодно внуков повидать и подкорректировать воспитательный процесс в семье. Она и рассказала, какие замечательные, воспитанные и образованные ребята нахимовцы, и какая у них красивая форма. Как она определила, что они замечательные, воспитанные и образованные, Андрей тогда не стал допытываться, безоговорочно веря взрослым, тем более бабушке. Достаточно, что он их такими увидел с ее слов и захотел быть на них похожим. В свои сторонники она окончательно завербовала его, показав, то ли картину, то ли цветную фотографию, под которой было написано: «Суворовцы в гостях у нахимовцев». На фоне крейсера Аврора на набережной стояли ребята в форме нахимовцев и суворовцев и мирно о чем-то беседовали. Эта картина, всплывшая в его памяти, тогда и решила его судьбу. Очень захотелось носить форму и быть «замечательным, воспитанным и образованным». Это бабушка ему поведала, образованная все-таки женщина, бывший библиотекарь, что до 1951 года нахимовцы назывались воспитанниками. Потом превратились в «воспитонов» и, наконец, трансформировались в «питонов». Соответственно с того времени и Нахимовское училище стали негласно называть «Питонией». Если честно, форма суворовцев с лампасами, как у генералов, ему нравилась не меньше, даже больше. Но поскольку отец был морским офицером, и родной город являлся «гордостью русских моряков», выбор был невелик и мог быть сделан только в пользу Ленинградского Нахимовского военно-морского училища. Андрей уже не мог ни о чем думать, кроме как о предстоящей поездке в Ленинград, экзаменах и учебе в учебном заведении, о котором мечтал. Мечты обязательно должны сбываться.

В 11 летнем возрасте в компании группы сверстников и сопровождающего офицера он отправился в новую жизнь, поступать в Ленинградское Нахимовское военно-морское училище. В купе поезда Севастополь-Ленинград каждый из его новых товарищей почему-то рассказывал о своих успехах, достижениях и качествах лидера. Постепенно на подсознательном уровне они каким-то непостижимым образом вырастали в его глазах до сказочных героев. О себе Андрею рассказывать особо было нечего, обычная дворовая жизнь того времени, еще учеба, поэтому он помалкивал и слушал, ощущая себя, как в анекдоте про двух собак, одна из которых доберман-пинчер, а вторая просто так пописать вышла. На приемных экзаменах преподаватели не спрашивали о лидерских качествах юных претендентов на звание нахимовцев, а проверяли лишь знания по определенным предметам. В 11 лет Андрей еще оставался круглым отличником, к учебе относился с трепетом и благоговением, считая ее главным делом своей жизни, которое в дальнейшем определяет судьбу человека. Несмотря на юный возраст, в целом он имел вполне адекватное представление о важности учебы. Только со временем, по мере взросления и появления других интересов и соблазнов в жизни, флер трепетного и благоговейного отношения к учебе куда-то исчез, осталось лишь понимание необходимости учиться. Из всей компании купейного вагона скорого поезда №8 Севастополь-Ленинград в Нахимовское училище поступил он один. Его юные попутчики по купе как-то незаметно растворились в пасмурной ленинградской погоде, и он их больше не видел. Однако в числе поступивших ребят в это учебное заведение все-таки оказались еще два земляка: Мельников Володя и Слава Николаевский. Возможно, они добирались в Ленинград самостоятельно, с родителями.

Отец Славы, мичман Ростислав Николаевский, когда-то служил на линкоре «Новороссийск», который большую часть своей жизни носил другое имя - "Джулио Чезаре" ("Юлий Цезарь"). Ночью, 29 октября 1955 года, в момент взрыва линкора его отцу очень повезло, поскольку он находился на верхней палубе. Взрывной волной его снесло в море, но ему удалось добраться до берега и остаться в живых. Слава оставался лучшим учеником взвода, красивым, добрым и обаятельным товарищем, который прекрасно со всеми ладил. Его отношение к учебе по мере взросления не менялось. Поступив после окончания Ленинградского Нахимовского военно-морского училища в ЧВВМУ им. П.С.Нахимова, он первым ушел из жизни в 1969 году от нелепой случайности. Скорбя, каждый заново учился ценить оставшихся в живых товарищей и саму жизнь.

На новом месте без родителей, особенно без мамы, под опекой чужих незнакомых дядек первый месяц Андрей испытывал чувства тоски и одиночества. Он не плакал. Но волна воспоминаний, грусти, печали, уныния и тоски периодически накатывала. Опасное чувство жалости к себе заползало в душу, застревало комом где-то в пищеводе. «И икра не лезла в горло, и компот не лился в рот»! На подсознательном уровне он старался от этого чувства скорее избавиться, потому что оно мешало жить, думать, учиться и свободно дышать. Переключаться и восстанавливать душевное равновесие со временем удавалось. Время лечило. Несмотря на юный возраст, все-таки понимал, что решение о поступлении в ЛНВМУ он принимал самостоятельно, никто на него не давил и не уговаривал. Со стороны родителей это было крайне мудро. Поэтому Андрей страдал молча, и со стороны было незаметно, что он находился в подавленном состоянии. Задача стояла простая: приспособиться к новым условиям, к новой жизни вдали от родителей. И он приспосабливался.

Неожиданная встреча с другом детства Анатолием Бабушкиным, с которым в Севастополе они жили в одном доме, учились в одном классе, а затем его отца перевели к новому месту службы в Ленинград, ненадолго взбодрила и обрадовала Андрея. Связь с Толиком оказалась на несколько лет потеряна, а тут вдруг во время перерыва на занятиях они столкнулись лицом к лицу в коридоре и признали друг друга. Поскольку Толик попал во второй взвод, а Андрей - в первый, общались они не часто. Жесткое расписание не позволяло отвлекаться. Встреча друга детства лишь на короткое время приятно всколыхнула детскую память и положительные эмоции. Анатолий, как и Андрей, был средним сыном. Дома у него оставались старший брат Женя и младший брат Дима. Небольшого роста, незлобивый, несмотря на близость семьи, он тоже, очевидно, страдал от казенной обстановки учебного заведения без родителей не меньше, чем Андрей. Через пару лет родители забрали его из училища.

Строгий распорядок дня, практически отсутствие свободного времени, постоянная смена занятий благотворно влияли на восстановление психоэмоционального состояния детей, вырванных из привычной и расслабляющей обстановки родных семей. Как и другие ребята, Андрей постепенно втягивался в напряженный ритм жизни учебного заведения. Воспоминания о маме, папе, братьях постепенно становились не такими острыми и яркими, и жизнь налаживалась, входила в привычное русло, чтобы все переживания вновь повторились после очередного возвращения из отпуска.

Первый месяц пребывания в лагере на озере Нахимовское, осваивая «курс молодого бойца», у него еще сохранялось лубочное представление о нахимовцах, которое сформировала его бабушка. Воображение рисовало благородных рыцарей без страха и упрека, которые неспособны совершать неблаговидные поступки. В целом они такими и являлись. Когда один из одноклассников Мурашко Виктор вдруг без всякого стеснения выругался в присутствии Андрея, он как-то даже опешил, потом удивился и тут же спросил: - А разве нахимовцы ругаются? Ответ товарища удивил, обескуражил, даже расстроил: - Еще как ругаются. Ты бы слышал, как старшеклассники ругаются.

Он не стал уточнять, где и когда ему удалось услышать, как старшеклассники матюгаются, поскольку у них в это время были каникулы. Однако задумался и опечалился. Картина мира рушилась. Ореол рыцарей, которые не совершали дурные поступки, даже пукать не умели, как-то поблек. Если честно, ему не доводилось слышать, чтобы старшеклассники ругались. По сути, они ничем не отличались от его одноклассников, и, значит, не могли быть хуже них.

Родителей питонам в период учебы по всем вопросам заменял уже немолодой по его тогдашним представлениям офицер - воспитатель, капитан-лейтенант, а впоследствии капитан третьего ранга Федоренко Сергей Федорович. Когда-то он служил старшиной на «Авроре». Еще от предыдущих выпусков нахимовцев за ним укоренилось негласное прозвища «Мать» и «Федора». Он учил их всему: строевой подготовке, азам военно-морской подготовки, начиная от вязания морских узлов, флажного семафора, азбуки Морзе и заканчивая хождением на веслах и под парусами на шестивесельных ялах на озере Нахимовском. Терпеливо учил ходить галсами под парусом, совершая повороты оверштаг, а иногда и фордевинд, травить или набивать фалы, шкоты и прочим морским премудростям. Оставаясь человеком слова и дела, он по-отечески обучал своих питомцев. Они не всегда радовали его своим поведением, и совладать с взводом разнохарактерных, отличающихся по темпераменту, интеллекту и полученному воспитанию в семье ребят представлялась совсем непростой задачей. Когда офицер-воспитатель произносил в адрес Андрея не совсем уместное сравнение, что-то вроде: «Товарищ нахимовец, не будьте, чем щи наливают»,- он вспыхивал, подозревая что-то обидное, и мгновенно реагировал, невзирая на то, что офицер-воспитатель был старше его по возрасту, больше по габаритам и весу, воинскому званию и жизненному опыту. Не понимая, что этим разговорным выражением Сергей Федорович хотел сказать: просил ли его не упрямиться или уступить ему, или желал, чтобы Андрей не был простаком и проявлял свою индивидуальность. А может, он просто хотел, чтобы воспитанник вел себя хорошо. В любом случае, Андрею было непонятно, зачем офицер-воспитатель это говорит, поэтому тогда реагировал молниеносно и эмоционально, полагая, что если родители не позволяли по отношению к нему ничего подобного, то чужому дяде делать это непозволительно. Андрей платил той же монетой, то есть, как сейчас говорят, отвечал симметрично и адекватно: «Сами не будьте, чем щи наливают». Этот выпад юного нахимовца, в понимании офицера - воспитателя, выглядел неслыханной дерзостью и чудовищным хамством. Лицо Сергея Федоровича мгновенно краснело, потом багровело. Он как будто не мог понять с первого раза, что сказал Андрей. Просил повторить, но уже с нотками угрозы в голосе, видимо, надеясь, что его воспитанник опомнится. Скажет, что он оговорился. Своим ушам офицеру-воспитателю верить не хотелось. Хотелось надеяться, что Андрей все-таки одумается, заберет свои слова обратно, в крайнем случае, извинится, наконец. Одуматься было невозможно, это означало бы потерять лицо. Отступать - поздно и некуда. Слова были произнесены. Уверенный в своей правоте, Андрей, немного робея, повторял, как его и просили: «Сами не будьте, чем щи наливают». Услышанная повторно фраза ситуацию не улучшила, скорее, ухудшила, она по-прежнему не укладывались в рамки понимания воинской службы и воспитательного процесса. Несколько секунд Сергей Федорович стоял молча, в легком ступоре, багровея еще больше, как бы раздумывая, что предпринять, а затем, как будто поняв, как надо поступить, начинал стремительно двигаться в сторону Андрея. Это был отработанный прием психологического давления на своего воспитанника. В тот момент Андрей ощущал себя тореадором, на которого несся разъяренный бык, превосходящий по весу и объему как минимум в два с половиной раза. У тореадора всегда есть возможность отступить, увернуться, буквально из-под носа быка убрать красную тряпку, а у Андрея такой возможности не оставалось. Он сам выступал в роли красной тряпки, и некому было его передвинуть от несшейся на него опасности. Даже сделать шаг в сторону означало бы признать свою слабость и поражение. Поэтому он стоял, с замиранием сердца наблюдал, как на него неслась живая гора, полная угрозы, готовая снести, растоптать и, возможно, даже проглотить, как крокодил грязнулю из «Мойдодыра» К.И.Чуковского. А поскольку он был чистюлей, аккуратным парнем, хорошо учился, то и бежать не собирался, стоял до конца, надеясь на чудо. И чудо происходило, гора останавливалась. На неприлично близком расстоянии, буквально в пятидесяти сантиметрах от Андрея, Сергей Федорович вдруг лихо притормаживал свой стремительный бег и, буравя его грозными очами, начинал воспитательный монолог и психологическую обработку. По мере своего разумения и со скидкой на возраст Андрей пытался ему объяснить, что так будет поступать всегда, если сочтет его слова для себя оскорбительными. В глубине души капитан-лейтенант все-таки сознавал, что что-то в своем педагогическом порыве он сделал не так, поэтому просто отпускал воспитанника с напутствием подумать на досуге о своем недостойном поведении. Андрей пытался размышлять и переварить сказанное воспитателем, но самокритика и ироничность к собственной персоне в том возрасте ему еще была недоступна. Подобная наставническая практика повторялась еще несколько раз, пока офицер-воспитатель сам не постиг ее неконструктивность и больше не использовал по отношению к Андрею. Воспитатель рос и учился вместе со своими воспитанниками.

С товарищами отношения строились проще, как в любой стае животного мира. Для доминирования имели значение лишь физическая сила, сила духа и разума. Физическую силу к одноклассникам Андрей применял лишь дважды и в отношении тех, кто по их собственному мнению считали себя самыми сильными, а может быть, и самыми умными в роте, чтобы позволить какие-нибудь выпады по отношению к своим товарищам. Так было с Колей Черновым, который однажды сказал какую-то колкость в его адрес. Мгновенный захват за шею и постепенное ее сдавливание, пока он не попросил пощады, сразу решил их спор о физической силе, силе духа и уме. В течение первых четырех лет учебы Андрей оставался самым высоким и крупным в роте. После этого случая вопрос о том, кто самый сильный в классе, перестал быть актуальным. Вопрос ума решался ненасильственными методами: усердием, целеустремленностью и, в конечном счете, результатами в учебе. Андрея как-то мало заботила мысль, кто самый сильный в роте. Больше возбуждало понимание, что есть кто-то, кто достиг лучших результатов в учебе, чем он. Но вопрос физической силы все-таки сильно будоражил неокрепшие умы товарищей, выдвигая его на второе место после показателей в учебе.

В третьем взводе учился Станислав Ягофаров, еще один претендент на самого сильного в роте. Возможно, он об этом не задумывался, как и Андрей, а так считали лишь его одноклассники. Во всяком случае, у них точно не было повода меряться силой. Стас отличался плотным телосложением, как будто он занимался культуризмом, однако был значительно ниже ростом. Этот вид спорта в то время еще только приобретал широкую известность и вряд ли он им занимался. Но если он видел в кино Стива Ривза, сыгравшего роли Геракла, Самсона и других легендарных героев, то он мог легко стать адептом бодибилдинга. Его одноклассники с уважением относились к силе мышц его атлетической фигуры и считали, что пальма первенства в роте должна принадлежать ему. Выяснить это можно было только в честном поединке. Ни Андрей, ни Стас сами не искали повода для такого поединка, его нужно было найти или спровоцировать. Повод нашелся. Кто-то кого-то якобы назвал «…желтой рыбой», а еще «Земляным червяком!», и они уже стояли лицом друг против друга, чтобы померяться силой. Никакой злости не было, поэтому и драки не могло быть. Опять применив молниеносный захват за шею, и, сдавив ее, Андрей заставил своего противника по борьбе попросить ослабить хватку, а затем и отпустить его. Необходимость меряться силой с товарищами роты после этого случая отпала. Но это не означало, что ему не приходилось больше пускать в ход кулаки. Ситуации были разными, и, конечно, он дрался, отстаивая свою честь и достоинство. В такие моменты он принимал решения мгновенно, действия опережали мысли, точнее их вообще не должно было быть. Мозг, находясь в стрессовой ситуации, отключал все системы организма, включая мыслительный процесс, и оставлял лишь один инстинкт самосохранения. Драться с дылдами старше себя по возрасту, превосходящими по весу, Андрей желания никогда не выказывал. Если ситуация не оставляла выбора, действовал сообразуясь с обстановкой.

Однажды в четырнадцатилетнем возрасте, выйдя после занятий из учебного корпуса, Андрей направился в магазин канцелярских товаров на улице Куйбышева. Хотелось порадовать родителей письмом, написанным на бумаге с узорами и водяными знаками. Стояла редкая для Ленинграда солнечная погода. Он ловил ворон, смотря по сторонам широко открытыми глазами, любуясь небесной перспективой города. Пребывая в отстраненном, расслабленном состоянии, сразу даже и не понял, что его окликнули.

-Эй, салага, куда путь держишь? Не спеши.

С верхней части кучи угля к нему на тротуар скатился один из двух «юных нахимовцев», отрабатывавших, как рабы на галерах, трудовую повинность, преградил ему дорогу. Бедолагам была поставлена примитивная, но трудоемкая задача: перекидать уголь в кочегарку. Глаза у них не горели от трудового порыва. Напротив, весь их вид свидетельствовал о том, что они прилагали мозговые усилия, чтобы вообще не работать, но задачу выполнить. И это было похвально. И хотя они были всего на год старше Андрея, тем не менее, посчитали это веским основанием для эксплуатации детского труда. Второй юный нахимовец так и остался стоять наверху угольной кучи, предпочитая не вмешиваться, а «наблюдать за боем тигров». Это было хорошим знаком. Негласный кодекс чести учебного заведения не позволял обижать младшего по возрасту, а тем более нападать двоим на одного. Тот, кто оказался рядом с Андреем на тротуаре, сознавая свою безнаказанность, продолжал нагло ухмыляться и совать ему свою лопату. Чтобы «салага» поверил в серьезность его намерений, он продемонстрировал знание народного фольклора, прогнусавив слова из песни «На Дерибасовской открылася пивная»: «Чтоб мне в дальнейшем не обидеть вашу маму и не испачкать кровью белую панаму... Я б вам советовал, как говорят поэты, беречь на память о себе свои портреты». Видя, что его исполнение известной песни не произвело на Андрея должного впечатления, намека он не понял, продолжил:

- Ты, ведь, правда, не хочешь, чтобы я испортил твой по-р-т-р-е-т?» - вещал он противным голосом, растягивая последнее слово.

- Видишь, твои старшие товарищи трудятся, пот льется градом, они устали. Мы предлагаем тебе им помочь, поработать. Труд облагораживает, «делает свободным». А мы тут пока отдохнем, посмотрим. Лично я не смогу спокойно стоять и смотреть, пока ты будешь работать. Я в это время лучше посижу.

С этими словами он еще настойчивее стал тыкать черенок лопаты Андрею в грудь и живот. Угрозы не подействовали. Андрей молчал, не потому что потерял дар речи от страха, а просто решил не вступать с ним в дискуссию. Чтобы не выглядеть смешным, старшему товарищу следовало переходить от слов к делу и наказать строптивого «салагу», который тоже понимал, что практическая сторона «воспитательного процесса» не заставит себя долго ждать, поэтому приготовился, внимательно глядя в глаза «воспитателя». И как только тот замахнулся, чтобы нанести удар, он сам наткнулся на кулак Андрея и оказался навзничь лежащим на угольной куче. Дело приняло неожиданный оборот. «Шутник» лежал на угольной куче, приходя в себя, затем стал медленно подниматься. Вместо того, чтобы молча уйти, в Андрее вдруг проснулся дар красноречия, он решил покрасоваться и что-то сказать на прощанье, оставив за собой последнее слово:

- Захочешь встретиться со мной еще раз ты или кто-то другой из твоей роты, я всегда к вашим услугам. Честь имею.

Слова явно попахивали хвастовством и были лишними. Но он уходил с чувством выполненного долга и удовлетворения. Через час Андрей уже забыл эту историю. Но его обидчик не забыл и не простил ему своего позора. Приближалось время вечерней поверки. Вдруг в расположение роты прибежал посыльный пятиклассник и сообщил, что к Андрею кто-то пришел и находится у дежурного по спальному корпусу. Кто пришел, толком и членораздельно объяснить не смог. Андрей списал это на бестолковость юного нахимовца. Смутные подозрения в голову закрались, но он не смог быстро проследить причинно-следственную связь с дневным происшествием. Проще было поверить ему, решив, что это старший брат соскучился, пришел его навестить. Брат учился тогда в Вое́нно-медици́нской академии им. С. М. Кирова, и подобная сентиментальность ему была не свойственна. Обычно Андрей искал встречи со старшим братом. А тут такая приятная неожиданность. Уговаривать его было не надо, он скучал по родным. Надев бескозырку, расправив руки-крылья, на одном дыхании радостно пролетел два лестничных пролета с четвертого на третий этаж спального корпуса. А на лестничной площадке третьего этажа его полет прервали. Старые знакомые с угольной кучи и еще человек шесть, трое из которых, как минимум, на голову были выше его.

«… Гляжу - стоят, они стояли, молча в ряд, их было восемь». Троим переросткам, детям и внукам известных адмиралов, было не пятнадцать лет, как их одноклассникам, а шестнадцать. Силы были явно неравными. Ловушка для хвастуна захлопнулась. Холодок страха просквозил где-то внутри живота. Драться расхотелось, тем более хвастаться. Но одно обстоятельство его все же обнадежило: среди обступивших его старшеклассников оказался его земляк, севастополец. Мысленно он записал его в свои сторонники, полагая, что оказался он здесь не ради того, чтобы проучить его, а наоборот вступиться, если бой будет нечестным.

- Ты, кажется, говорил, что готов померяться силами с любым из нашей роты,- произнес самый здоровый и длинный переросток.

- Готов, если ситуация будет похожей. А без повода только дураки кулаками машут,- вполне миролюбиво ответил Андрей.

Он осознавал, что их общее понимание кодекса чести и справедливости не позволит им таким кагалом бить младшего. Это бы выглядело подло и глупо. А подлецов и явных глупцов среди нахимовцев не было, все-таки отбирали лучших. В сложившейся ситуации самым правильным оставалось не давать повода для возбуждения главного дылды и его агрессии, сохранять спокойствие и достоинство. В любом случае, долго эта «светская беседа» продолжаться не могла, время поджимало.

В тот момент, когда он об этом подумал, офицер-воспитатель соседней роты открыл дверь на лестничную площадку и пригласил его старших товарищей на вечернюю поверку. Андрей откланялся, выразив «сожаление», что их встреча и «приятная беседа» так неожиданно прервалась без последствий. Это было опять позерством, непроизвольной реакцией на неожиданное устранение опасности. Больше всех был разочарован любитель народного фольклора. Он попытался напоследок обогнать Андрея на лестничной площадке, чтобы иметь более удобную позицию для нанесения удара сверху вниз. Такой возможности Андрей ему не предоставил, опередив его на долю секунды. После удара Андрея он удачно скатился по лестнице, не получив серьезных повреждений. У Андрея же от резкого столкновения с его телом упала бескозырка прямо в руки одному из переростков. Он не стал просить возвратить ее и тем более пытаться отобрать ее силой. Офицер-воспитатель второго взвода его роты капитан-лейтенант Тихонов на вечерней поверке обратил внимание, что он один стоял в строю без головного убора. Пришлось «честно» признаться, что бескозырка упала на лестничную площадку соседней роты и ее не пожелали добровольно возвращать. После встречи офицеров-воспитателей обеих рот, бескозырку возвратили, и напряженная ситуация постепенно рассосалась сама собой.

Андрея никогда не посещала мысль подстричься или побриться наголо. Лысые люди в его голове до сих пор ассоциировались либо с болезнью, либо с агрессивным поведением. И когда ему первый раз делали прическу под ноль, было не только обидно, оскорбительно для собственного достоинства, но и стыдно показаться людям на глаза в приличном обществе. Он как-то болезненно пережил эту личную драму, надеялся, что это первый и последний раз. К сожалению, их продолжали стричь под ноль с завидной периодичностью. Лишь только отрастали на голове волосы, и воспитанники приобретали привычный человеческий внешний вид, как приходило время душевных мук и страданий. На его постоянные вопросы, на каком основании им стригут головы наголо, офицер-воспитатель вразумительного ответа не давал, объясняя эти действия мерами гигиены и пользой для здоровья. Что касается мер гигиены, то это было лукавство. В баню их водили регулярно, как положено, раз в неделю. Тогда подъем был не 7 часов утра, как обычно, а в 6 часов. Старшина роты мичман Исаев В.И., прежде чем выдать чистое белье, дотошно проверял всех нахимовцев роты на предмет чистоты их тел и душ. В заявления о том, что со временем все скажут офицеру-воспитателю спасибо за то, что никого не постигнет участь одуванчиков, и все станут обладателями густых шевелюр, верилось с трудом, точнее в это вообще не хотелось верить. Испытания на стрессоустойчивость подростков к принудительной стрижке под ноль продолжались ежемесячно до восьмого класса. По сути это было регулярное унижение человеческого достоинства подростков и тинэйджеров в важный и нелегкий пубертатный период жизни, когда голову занимали мысли о противоположном поле, и девочки представлялись божественными, недосягаемыми созданиями. Лысость только усугубляла чувство ущербности. Девочки Андрею нравились всегда и в гораздо более раннем возрасте. Но если раньше он ощущал себя полноценным человеком и вполне мог рассчитывать на взаимные симпатии со стороны волшебных фей, то без волос на голове это уже был не совсем человек, скорее пораженный в правах маленький человек. Ему сложно было представить, что лысые черепа юных нахимовцев во время редких встреч с ровесницами из 507 школы вызывали такие же теплые чувства, как девичьи косы или модные прически того времени. Как показала практика - критерий истины - для густой шевелюры значение имели лишь гены родителей и немного хорошее питание, которое в Нахимовском училище отличалось качеством, разнообразием и сбалансированностью с поправкой на 60-е годы прошлого столетия.

Кормили растущие организмы не просто хорошо, а очень хорошо. Четырехразовое сбалансированное питание, которое могло поспорить по качеству и разнообразию с самым хорошим санаторием советских времен. В любое время года ежедневно в меню входили фрукты. Белоснежные скатерти, белые салфетки, красиво сложенные и вставленные в специальные мельхиоровые подставки, керамическая посуда и столовые приборы из нержавеющей стали являлись непременными атрибутами сервировки столов. В буфете у официантки, в непосредственной доступности всех желающих, в бутылях литров этак на пять, всегда находился рыбий жир. Кто не кривил нос от неприятно пахнущей жидкости по консистенции похожей на растительное масло, внимал советам официанток и ежедневно принимал ее, тот быстро рос и никогда не болел. Ради спора и для забавы, без каких- либо последствий для здоровья, Андрей мог спокойно выпить чашку рыбьего жира и заесть ложкой горчицы.

Во время летних каникул волосы у Андрея успевали отрастать. Вместе с их ростом рос интерес к девочкам, исчезал комплекс неполноценности. В четырнадцать лет он стал много читать. Герои романов Джека Лондона, на которых хотелось походить, оживали, незримо присутствовали в повседневной жизни. В квартире родителей имелись полные собрания сочинений русских и зарубежных писателей. Они красовались на застекленном стеллаже, который упирался в трехметровый потолок гостиной комнаты. Дочка друзей его родителей Мила, жившая в соседнем подъезде, тоже оказалась любительницей чтения романов, часто приходила за книгами, которые она читала подозрительно быстро, на одном дыхании. Когда-то лет в семь или восемь он, Мила, еще несколько ребят из дома занимались с преподавателем английским языком в квартире его родителей. Уже тогда было заметно, что Мила быстрее всех схватывала и запоминала иностранные слова. Эта стройная, красивая девочка, с зелеными глазами и веснушками, необычными светлыми волосами с золотистым оттенком и застенчивой улыбкой явно обладала мужеством, чтобы самой приходить за книгами. Ее приятный мягкий тембр голоса, в котором как будто слышалась насмешка, проникал куда-то внутрь Андреиного существа, заставляя волноваться и смущаться. Она была младше его на год, воспитывалась в семье, а не в закрытом учебном заведении, поэтому трудности в общении с противоположным полом ей были неведомы. Когда случалось, он открывал дверь, Мила здоровалась, слегка смущаясь и радостно улыбаясь, возвращала прочитанную книгу, просила разрешения выбрать новую. Он, конечно, не возражал, тоже смущался и радовался ее приходу. Пока она выбирала очередное произведение, как бы невзначай успевала спросить у него, как дела, чем он занимается. В том возрасте, да и много позже он не обладал даром красноречия. Был похож на собаку, которая все понимала, но сказать ничего не могла. Несомненно, он что-то мямлил, отвечал невпопад и, возможно, даже не очень любезно. Мила быстро выбирала очередную книгу, благодарила, смущенно улыбалась и стремительно исчезала. Со временем он стал догадываться, что ее интересовали не только книги. Эти догадки неспешно будоражили не только его пытливый ум, зарождали взаимный интерес к стройной зеленоглазой девочке с золотистыми волосами, ямочками на щеках и бархатистым нежным голосом. Влечение было взаимным и тайным. Разница заключалась лишь в том, что Андрей оставался абсолютным телком, лишенным воображения, не способным трансформировать свое тайное знание во что-нибудь полезное. Например, пригласить Милу сходить на море или в кино. Мечтать мог, а пригласить не позволяло воспитание закрытого учебного заведения. А у Милы оставалось мало времени, чтобы ждать пока он созреет сказать хоть что-нибудь хорошее в ее адрес. Она вместе с родителями и младшим братом вскоре уезжала в Москву, к новому месту службы ее отца. Ей хотелось поделиться своей тайной с кем-то близким. И она рассказала о своих чувствах к Андрею своей маме. Та в свою очередь поделилась с мамой Андрея, которая доверила эту информацию сыну, который не оценил степень доверия, даже обиделся и разозлился. Что нормально и обыденно для взрослого человека, может быть совсем не приемлемо для четырнадцатилетнего парня. Ему представлялось, что тайна зарождавшегося чувств должна была принадлежать только им обоим. А так тайна переставала быть тайной. Романтика первых взаимоотношений с Милой как-то померкла, оказавшись под колпаком жизненного опыта взрослых, Их следующая встреча произошла лишь через несколько лет в Москве на свадьбе Милы. Она восемнадцатилетняя студентка 1-го курса медицинского института выходила замуж за молодого дипломата, получившего первое назначение в КНДР. Незадолго до торжества она спросила совета у Андрея, стоит ли ей выходить замуж и обещала поступить так, как он посоветует. Перспективы Андрея на дальнейшую жизнь представлялись туманными. Он проходил срочную службу матросом в разведывательном отделе штаба морской авиации ВМФ. Мысли о женитьбе и создании семьи его еще не беспокоили. Жениться совсем не то же самое, что выйти замуж, ответственность другая. Поэтому он посоветовал Миле поступить здраво и не менять решение. До собственной свадьбы ему оставалось еще 19 лет.

При любой погоде после самоподготовки Питонию выводили на вечернюю прогулку. Иногда этим пользовались нахимовцы, чтобы незаметно покинуть строй, а в конце прогулки также незаметно оказаться в строю. Задача заключалась в том, чтобы отсутствие нескольких человек не заметил офицер-воспитатель или его помощник, ведущий роту. Проще всего было исчезать и появляться в строю, когда нашу роту вел помощник офицера воспитателя мичман Буденков П.А. Участник войны, награжденный боевыми орденами и медалями, бессменный знаменосец на всех парадах училища в Москве, Петр Афанасьевич не считал возможным не доверять своим питомцам, а тем более за ними следить. Обычно он шел почти рядом с первой шеренгой, никогда не оглядываясь назад, свято веря, что вся рота следует за ним. Но за ним следовали не всегда все. Когда поспевал урожай в яблоневом саду, расположенном над водохранилищем Водоканала, которое практически граничило с училищем, несколько самых бесшабашных любителей приключений периодически покидали незаметно строй, чтобы совершить опустошительный набег на сад над водохранилищем. Оно охранялось милиционером, который, как правило, не успевал даже среагировать, поскольку на налет за яблоками и благополучное возвращение в строй выделялось не более 10 минут. У Андрея на счету было несколько таких налетов. Ни гордости, ни раскаяния по поводу своих действий он не испытывал, лишь адреналиновый допинг мозга, который управлял его поступками. Тем более что эти действия, как он считал, не предполагали каких-либо последствий. Но однажды его товарищ Юрий попался милиционеру. Ему просто не повезло. Когда его заметил охранник, Юра рванул к противоположному забору со стороны улицы Пеньковой, попытался перемахнуть через него, немного замешкался, тут его и настиг блюститель режимного объекта. Схватил за штанину, бережно опустил на землю, по-отечески заметил:

- Что ж ты, милый, на забор полез, когда калитка не заперта. Но коль скоро попался, не обессудь, я вынужден тебя отвести твоему начальству, доложить по команде, чтобы другим неповадно было.

Как не просил Юра дяденьку милиционера простить и отпустить его, он оказался непреклонным, крепким орешком. Не разжалобили его детские слезы. Привел юного нахимовца к дежурному по спальному корпусу, который за несколько минут «расколол» парня. И Юра быстро вспомнил, кто еще участвовал в подобных набегах за яблоками на режимный объект раньше. Андрей с ужасом вспомнил, как тогда собрал своих товарищей по классу, поместил Юру в центр круга и подверг его остракизму. Подростки часто бывают жестокими, а в том возрасте, что могло быть хуже всеобщего презрения. «Яблочным соком», как потом любил повторять офицер-воспитатель С.Ф. Федоренко, оказались залитыми и Андрей, и Валера, и другие любители фруктов. Андрей не стал каяться, отпираться и говорить, что он больше так не будет. Это и так было понятно. Когда тайное стало явным, опустошать яблоневые сады стало неинтересно. Да и последствия наступили. Из-за того, что он был «залит яблочным соком», его как не раскаявшегося участника набегов не приняли в комсомол.

Заметной фигурой в роте являлся мичман Буряков В.И. Коренастый, небольшого роста, с сытеньким животом, хриплым, даже скрипучим, но громким командирским голосом, он являлся грозой для тех, кто не очень быстро бегал и соображал. Ему нравилось за пять минут до отбоя шумно войти в гальюн с блокнотом в руках, оценить обстановку, то есть увидеть тех, кто не проявил должной расторопности и продолжал сидеть в позе орла, а затем громогласно объявить:

- Господа серуны, до отбоя осталось пять минут, начинаю перепись населения.

И он начинал переписывать «население», фиксировал тех, кто тут же не снимался с насеста при виде мичмана, продолжая начатое дело. Это был лишь один из способов рекрутировать юных питомцев на дополнительные работы. Хотя поводов для получения наряда на работу или на службу хватало: от нечищеных ботинок и неопрятного внешнего вида до нетактичного поведения со старшими по воинскому званию и нарушения распорядка дня. Обстановка заставляла без особых усилий встраиваться в недружественную систему. Андрей как-то быстро научился отпаривать брюки, пришивать подворотнички, чистить до блеска ботинки и даже драить до блеска гальюны. По субботам проводилась генеральная уборка спального корпуса. Когда в очередной раз Андрею выпала «удача» драить полы в гальюне, он заметил, что вода плохо уходит из-за засорения чугунной решетки в полу. Недолго думая о последствиях, он вытащил ее и положил на подоконник поближе к открытой раме. Другого места просто не нашлось. Вода быстро ушла в канализационную трубу. Андрей мысленно поаплодировал себе за сообразительность. Закончив работу, с чувством полного удовлетворения от наведенного порядка, совершенно забыв про чугунную решетку, он стал закрывать оконную раму, которая сдвинула ее. Решетка соскользнула с подоконника и полетела с четвертого этажа на тротуар. Андрей застыл от ужаса, представив, что может произойти что-то страшное, стараясь услышать звук от столкновения решетки с асфальтом и рикошет осколков о кирпичную стену. Ничего не услышал, что являлось плохим признаком. Зато через секунду он ощутил пугающую тишину и звон в ушах. Постепенно придя в себя и робко приблизившись к окну, стараясь по возможности явно не высовываться, он увидел внизу офицера, покрывающего матюгами небесное пространство и грозящего кулаком кому-то невидимому наверху. Невидимым оставался Андрей. Решетка просвистела мимо офицера и разбилась вдребезги, окатив его брюки мелкими осколками. Андрей вздохнул с облегчением, аккуратно прикрыл раму и мысленно поблагодарил Всевышнего за помощь. Чудо свершилось.

В целом Андрею нравилось учиться в училище. И многие учебные предметы нравились, особенно русский язык, литература, английский язык, история, география, химия, даже геометрия. Самым сложным предметом для него оказалось пение. И не потому, что он не являлся обладателем абсолютного слуха, этого не требовалось. Просто как-то не сложились отношения с преподавателем. Точнее никаких отношений вообще не было. У Андрея в голове сложился свой образ учителя пения. Он знал, что для многих питонов Маргарита Анатольевна Кочетова, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, композитор и дирижер оставалась Другом, Учителем и даже второй мамой. С ней можно было поделиться самым сокровенным.

В трудную минуту хотелось поплакаться в жилетку, в счастливую - разделить с ней свою радость. Она одной из первой возвысила свой голос в защиту училища, когда его пытались закрыть. Андрею не повезло. Ему она представлялась очень строгой, бескомпромиссной учительницей, у которой сачковать нельзя, даже если сам предмет мало интересовал. Предмет только назывался пением. На самом деле на занятиях никто не пел, там изучали теорию музыки, биографии русских и советских композиторов, все их музыкальные произведения, иногда прослушивали симфонии или арии из известных опер, и т.д. Андрея все это тогда мало интересовало. Чтобы в конце года успешно сдать зачет и получить хорошую оценку, нужно было сильно потрудиться, выучить наизусть несколько десятков страниц текста. Объем информации был большим, страх перед объемом был еще большим. Однажды, не подготовившись должным образом к предмету, физически предчувствуя, что его обязательно спросят на занятиях, он решил их манкировать, т.е. прогулять. Просто прогулять было невозможно. Такой практике в училище не существовало. Одна уважительная причина прогула, правда, существовала всегда: недомогание. Со здоровьем у Андрея все было в порядке, поэтому пришлось задействовать небольшие актерские способности, которых, глядя правде в глаза, у него не было и воображение, которое некоторым образом присутствовало и помогало превратить представленное в реальность. Когда Андрей перешагнул порог санчасти, он и сам уже верил, что у него болит живот, а на его лице читались гримасы страдания. Вот что делает вера. Он был готов к принятию какой-нибудь медицинской процедуры в виде пилюли или порошка. Доктор оказался знающим практиком. Чтобы исключить что-либо более серьезное, он решил промыть кишечник Андрею с помощью клизмы. Пустячное дело, каким он считал первый в жизни прогул занятий, стало приобретать серьезный оборот и неконтролируемые последствия. Его страдания многократно усилились. Теперь он действительно испытывал страдания, только душевные. Такой процедуре его еще никто ни разу в жизни не подвергал. Представить, что тетя в белом халате будет засовывать в нижнюю часть спины, точнее, в шоколадную дырочку, инородное тело, получалось с трудом, несмотря на наличие некоторого воображения. Честно говоря, вообще не получалось. Как говорят на флоте, следовало отрабатывать задний ход. Он стал ныть и упрашивать, не подвергать его столь суровым испытаниям и применить более гуманные методы лечения. Доктор оказался гуманистом, навстречу пошла, предложив выпить трехлитровый графин воды с марганцовкой, а затем засунуть в рот два пальца, чтобы с помощью рвоты очистить кишечник и желудок от возможных токсинов. Выпить трехлитровый графин с водой оказалось легко, хоть и не очень приятно, очистить желудок с помощью двух пальцев, даже всей руки не получалось, рвотный рефлекс отсутствовал. Организм не собирался отдавать уже усвоенную, съеденную за завтраком качественную пищу. Эскулап проявил редкую настойчивость в своем желании вылечить нахимовца от болей в животе. Налил еще пол графина воды, добавил марганцовки и предложил продолжить процедуру. К этому времени Андрей уже мысленно пожалел о своей затее. Избыточное давление в мочевом пузыре давило на голову, мешало соображать. Мысль оставалась одна - успеть добежать до туалета. Воду в «аквариуме» давно пора было менять, а Андрей продолжал находиться в санчасти, не смея озвучить свои самые сокровенные мечты. Просто сбежать было нельзя, надо было пить. И Андрей выпил еще пол графина воды с марганцовкой. И тут действительно появились физические страдания. Теперь приходилось выбирать между здоровьем и инвалидностью: продолжать мучиться в ожидании разрыва мочевого пузыря, изображая страдальца, или все-таки, несмотря на стеснения, попроситься в туалет, сообщив о скоропостижном улучшении состояния здоровья. Опасно было продолжать лежать на кушетке, хотя он и страдал. Природная стеснительность не позволяла попроситься в туалет. Андрей выбрал промежуточный вариант: сначала сообщил, что ему уже значительно лучше, а затем, поскольку «лечение» помогло, попросился в туалет. Облегчение и радость от благополучного спасения и освобождения от избытка воды, распиравшей мочевой пузырь, глупой ситуации, в которую он попал по собственной доброй воле, Андрей испытал, однако судьбу решил больше никогда не испытывать.

Койки Валеры и Андрея на протяжении нескольких лет находились рядом. Утреннее пробуждение и вечерний отход ко сну проходили на глазах друг друга. Общий быт и некоторые сложности военной службы сближали. Имея незлобивые характеры, они не могли не стать товарищами и приятелями. Похожи были и биографии их родителей, хотя в тот период они об этом не задумывались. Отец Валеры в 1937 году окончил Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе, во время войны служил командиром подводной лодки на Тихоокеанском флоте. Отец Андрея в 1940 году старшим лейтенантом окончил Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф.Э. Дзержинского и был назначен начальником судоремонтных мастерских в Ораниенбаум.

Мать Валеры окончила Батайскую авиашколу, была пилотом на Дальнем Востоке и Камчатке. Мать Андрея в 1941 году окончила 1 курс Ленинградского института инженеров гражданского воздушного флота, всю блокаду Ленинграда проработала на Ораниенбаумском плацдарме.

По субботам и воскресеньям Андрей старался навестить бабушку и тетушек в Ораниенбауме, Валера - родителей и братьев в Ленинграде. По воскресеньям уже после отбоя ощущение домашней обстановки, пребывания у родственников и родителей как бы продолжалось благодаря Валере и приносимому им с завидной регулярностью колбасному сыру, остававшемуся в тот период редким деликатесом. Тонкий аромат нежного продукта медленно распространялся по спальному помещению роты. Кусочки сыра, таявшего во рту, дарили кратковременное ощущение счастья, умиротворения и радости. Это был советский Стилтон, который давно съеден в прошлой жизни, но память о нем жива и сегодня. Его запах не спутать ни с чем, несмотря на прошедшие десятилетия.

ₓ ₓ ₓ

Валера и Андрей буднично встретились на выходе станции метро «Горьковская», как будто и не было прошедших пятидесяти с лишним лет, потому что ни у прошлого, ни у будущего нет никаких свойств бытия. Существует лишь настоящее, а понятие времени обитает лишь в головах людей. Они неторопливо шли в сторону красивого голубого здания со шпилем, осознавая важность настоящего момента и всего, что с ним связано. Проходя мимо дворца Кшесинской, Валера вдруг сказал:

- А ты помнишь, как нас сюда водили. Кажется, там тогда был Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции.

Этот эпизод из-за экспонатов музея, не вызвавших эмоций и работы мозга, благополучно стерся из памяти Андрея. Зато он вспомнил, как регулярно, в любую погоду, в снег, слякоть, дождь их водили по абонементу на филармонические концерты, в театры слушать оперу и смотреть балет. Он как-то посчитал, что за всю жизнь балет «Жизель» смотрел пятнадцать раз, но так и не проникся фабулой этого произведения. Для него это было не важно. Он ходил на балет любоваться балеринами. Часами был готов наслаждаться музыкой и грациозной игрой артисток, веря в происходящее и получая удовольствие от созерцания прекрасных тел и божественной музыки. На период ее звучания он пропадал, улетал и зависал в своих фантазиях, чтобы в конце спектакля из сказки возвратиться в реальный мир. Товарищи прошли мимо монументального желтого здания рядом с училищем. Оно совсем не изменилось и не постарело.

- В этом доме жили командир военно-морской базы, дипломаты, а в той парадной жил Кирилл Лавров. Мы часто его здесь видели,- пояснял Валера.

- А в первой парадной, если помнишь, жил наш одноклассник Олег Рзянин.

Эту небольшую подробность память Андрея не стерла. И Олега он помнил, скорее его лучезарную улыбку, которая на всю жизнь фотографически запечатлелась в памяти. Они прошли вдоль флигеля, примыкавшего к зданию, который раньше был их спортивным залом. Вышли на Пеньковую улицу мимо отремонтированного старого спального корпуса и красивого нового спального корпуса с бассейном. Раньше здесь были неприглядные гаражи и булыжная мостовая. Улицу не узнать, кованые заборы, голубые ели. С противоположной стороны улицы узнаваемыми остались только старинные здания Водоканала из красного кирпича. Валера продолжал делиться эксклюзивной информацией:

- Вот это газовая котельная, которая отапливает Аврору.

Подойдя к училищу, Андрей не увидел у парадного входа привычных для его взгляда орудий с линкора «Октябрьская революция». Вместо них у входа стояли корабельные якорные мины, совершенно не портя внешний вид нарядного голубого здания училища. На правах ветерана ВМФ Валера пояснил:

- Во время реставрации крейсера орудия от здания училища передали на «Аврору». Они были похожи на оригинальные орудия, которые были сняты с боевого корабля во время войны и утеряны.

- А помнишь, - продолжал Валера,- в 1963году приезжал Фидель Кастро на Аврору. Мы тогда окна открыли, сели на подоконники, ноги свесили, наблюдая приезд высокого гостя из окна. Хорошее было время. И десяти минут не дали просидеть, ноги свесив. Прибежал дежурный по училищу, отругал нас. На этом встреча с Фиделем Кастро и сидение на подоконниках четвертого этажа и закончились. Вон наши окна на четвертом этаже. Два окна выходят на «Аврору» и реку Большая Невка, а два окна - на Неву. На пятом этаже находился камбуз, столовая, спортивный зал, класс военно-морской подготовки. А после 8 класса мы переехали на 3 этаж, наши три окна находились за бюстом Петра I.

Андрей вспомнил другой эпизод, когда их срочно сорвали с занятий фотографироваться с космонавтами и комиссаром Авроры Белышевым А.В.. Это была его вторая встреча с Юрием Гагариным. Первый раз он видел его во время его приезда в Севастополь 21.09. 1961 года. –

Андрей, я тебе подарок приготовил,- неожиданно вспомнил Валера, протягивая ему книги.

- После окончания Военно-морской академии имени Н. Г. Кузнецова и до недавнего времени я служил, а затем работал в 1 Центральном научно-исследовательском институте МО, защитил кандидатскую диссертацию и даже государственную премию получил. Мы вместе с Центральным конструкторским бюро морской техники «Рубин» подготовили и издали справочник по подводным лодкам. Там вся история русских подводных лодок, начиная с 1834 года до первого поколения атомных лодок. Я один из соавторов этого труда. Дальше нам не разрешили заниматься этим проектом из-за секретности материалов.

- Валера, за подарок большое спасибо, дорогого стоит. Я помню, первый раз мы с тобой побывали на подводной лодке в классе седьмом. Есть даже соответствующая фотография.

То обстоятельство, что первая попытка построить подводную лодку в России была предпринята еще при Петре I, а в первой половине ХIХ столетия идея была успешно претворена в жизнь К.А Шильдером, поразило Андрея. Труд Валеры представлялся не только существенным вкладом в популяризацию Российского флота, но и данью памяти его отца, подводника, вице-адмирала Кучера А.Т.

В Нахимовском училище был день открытых дверей. Когда пришло время, и ворота распахнулись перед родителями, чьи сыновья захотели стать морскими офицерами, товарищи, не спеша, проследовали вместе со всеми в актовый зал. Стены родного училища не ускорили сердцебиение Андрея, но по мере выступления представителя командного состава перед родителями, он ловил себя на мысли, что уже с некоторым волнением прикидывал в уме, сможет ли он пройти испытания по физической подготовке и сдать экзамен по русскому языку за 4 класс. Все-таки он волновался, потому что было полное ощущение, что это ему придется вновь сдавать все вступительные экзамены. Еще буквально вчера одиннадцатилетними мальчишками они бегали по этим коридорам, а сегодня, хотя в них самих ничего не изменилось, могли лишь наблюдать за всем происходящим лишь со стороны. Удивительное ощущение одновременного пребывания и в том времени, и в сегодняшнем дне. Они зашли в свой класс на четвертом этаже, где проучились с 1962 по 1966 годы. Глаза мгновенно зафиксировали главное: компьютеры на каждом столе, а еще открытые доброжелательные лица красивых пятнадцатилетних ребят в форме с аккуратными стрижками. Сегодняшние питоны отличались от тех, кто учился в этом классе в 60-е годы, лишь тем, что они лучше, умнее и образованнее. Таков закон природы и эволюции человека. В общем, перед ними, кто пришел им на смену и занял их класс, стояли будущие военачальники, дипломаты, министры, руководители различных уровней, бизнесмены, элита России.

Это они через двадцать, от силы тридцать лет будут управлять государством. И пусть в этом трудном деле у них хватит мудрости и силы...

Начальники ЛНВМУ:

Контр-адмирал Бачков Николай Мифодьевич. 1961-1963

Контр-адмирал Бакарджиев Вячеслав Георгиевич, 1963-1971

Первый командир роты капитан 2 ранга Туркин Владимир Иванович.

Командир роты капитан 2 ранга Ефремов Аркадий Александрович

1963 год, нахимовцы 61 класса с офицером-воспитателем Федоренко С.Ф. и исполняющим обязанности командира роты капитан-лейтенантом Тихоновым Л.М.

Мичман Буденков Петр Афанасьевич (помощник офицера-воспитателя)

Встреча с космонавтами на Авроре.

Обучение плаванию.

Шлюпочный поход по Нахимовскому озеру.

Строем на купание.

Лагерный большой сбор.

Хождение под парусом

Занятия по флажному семафору.

Нахимовцы роты на подводной лодке.

1943 год, Кучер Аркадий Терентьевич, командир подводной лодки Щ-128 ТОФ.

1938 год, Александра Петровна Кучер, пилот гражданской авиации.

Кучер В.А. в 1974-1976 гг. командир группы судоподъема спасательного судоподъемного судна «Карпаты». В длительной командировке Севастополе на судоподъеме большого противолодочного корабля «Отважный».