Водянов Анатолий Николаевич Запад – 70ФЗО

Я, Водянов Анатолий Николаевич, выпускник ВИИЯ 1970 года, второй выпуск факультета заочного обучения (ФЗО), французский язык, на волне столетнего юбилея В.И. Ленина, обрёл, наконец-то, документ об окончании учёбы в этом почётном, старейшем заведении. Присвоена квалификация военный переводчик- референт, свои автографы в дипломе № 051018 оставили председатель государственной комиссии генерал-лейтенант Шанин, начальник института генерал-полковник Андреев и секретарь подполковник Кошелев.

Запомнился солнечный день в июне, общее построение на плацу, а вечером банкет и радужные перспективы в новом качестве. Не случайно говорят, что «из крохотных мгновений соткан мир», и вот уже 70 лет! О некоторых мгновениях этой скоротечной жизни хочу поделиться и я, из ФЗО, примкнувший «доброволоком», благодаря настойчивой инициативе Чекушина Виктора Андреевича, Назаревского Алексея Николаевича, а также усилиями неутомимого заместителя главного архивариуса Клуба, милейшего Баранихина Валерия Павловича многочисленной армии полноценных выпускников, желающих оставить свой след в истории института, порадоваться успехам предшественников и последователей, побывавших во всех уголках земного шара. С кем-то из них пути наши пересекались в самых неожиданных ситуациях. Рад буду встрече и на страницах этого замечательного архивного материала.

Родился я в сложные, трагические годы «ежовщины», в семье служащих, оказавшихся по воле судьбы в далеком Узбекистане, в г. Карши (знаменитые каршинские степи!) в те времена, 1937 год, бухарской области. Отец, Николай Андреевич, 1908 г.р., выполняя интернациональный долг, был направлен на борьбу с басмачеством, работал директором «Заготзерно» (по его специальности), а моя мама, Казакова Мария Яковлевна 1915 г.р. работала тогда в том же городе Сорочинске (у себя на Родине), Оренбургской области, техноруком по приёмке зерна на элеваторе. Вместе с молодыми девчатами, порою беспечными, порою перегруженными нелёгким ответственным трудом, в список «врагов народа, вредителей» попала и моя мама за принятое в увлажнённом состоянии зерно. Спасти положение взялся один из многих ухажёров мамы. День и ночь работали сушилки, группа была спасена в прямом смысле. А мама сузила круг претендентов на её руку и сердце. Так была создана семья, спланировали и моё появление, реально я появился 21 декабря 1937 года, уже в месте «ссылки», в г. Карши. Ничто бесследно не проходит, поплатился и мой отец, всеми уважаемый в оренбургских степях, но пошедший наперекор властям.

9 дней года 1937 ничего не решали, а родители порешили, что лучше сыну в армию идти полновеском, и в метриках при регистрации, записали 21 января 1938 года.

Долгие годы я «колебался» с линией партии насчет празднования дня рождения (неудобно совмещать с днём смерти одного вождя революции и не политкорректно затем, 21 декабря, с днём рождения Иосифа Виссарионовича). Хотя он сыграл большую роль в моей жизни, учредив создание Суворовских училищ.

Добрые отношения с местным населением, несмотря на вылазки басмачей, сделали меня двуязычным с малых лет. А наш хороший друг Джабар, считавший моего отца своим отцом, стал мне вторым отцом. Его сад запомнился мне своими дарами, особенно виноград, «дамский пальчик», на всю жизнь.

Но вскоре, несмотря на бронь по слуху, отца забрали на фронт, а в конце февраля 1945 года мы получили извещение о смерти лейтенанта-кавалериста. Так закончился короткий миг жизни отца, начавшийся с 14 лет, когда ушёл в самостоятельную дорогу из-под г. Электросталь. Скоро после 9 мая, мама возвратилась на Родину, я же до сих пор помню вкус затирухи «контрабандой» доставляемой через вахтеров вдове в кастрюльке с двойным дном. Сердобольные сотрудники «Заготзерно», осиротевшие с гибелью отца, ускорили наш отъезд, мы ещё долго переписывались, но встретиться с ними не удалось. Мама ушла из жизни в 60 лет, оставшись вдовой. По иронии судьбы я попал в армию с 12 лет (хотя 7 лет, проведенных в Суворовском училище, в срок службы не входят, эти мгновенья даром не прошли!). Маме было бы трудно одной воспитывать меня. Первая попытка устроить меня в училище после 2-х лет учёбы в начальной школе оказалась неудачной из-за обеспеченных конкурентов, это я усвоил уже тогда, хотя отметки были лучше. Но после 4-го класса, когда не поступил вызов на экзамены, несмотря на обещание командования Cг СВУ (Сталинградское суворовское военное училище) в г. Оренбурге (Чкалове), мама была настроена действовать решительно. Пришлось отдельные дисциплины досдавать «экстерном». Приняли в ряды «краснолампасных генералов» и меня. Год вынужден дублировать. Здесь и с французским языком пришлось познакомиться по разнарядке, соседи в г. Куйбышеве (Самаре) тоже были в этом списке. Так с 1949 по 1956 годы промелькнуло семь лет. Участие в хоре, самодеятельности, изучение песен на французском языке, оставаясь бессменным запевалой в роте, заложили основы, которые пригодились в жизни. Аттестат зрелости с 8-ю оценками «отлично» (в том числе по французскому языку) и 6-ть - «хорошо», позволял выбирать учёбу в нескольких училищах. Многие из нас решили идти по пути наименьшего сопротивления и согласились остаться в г. Чкалове (ЧУЗА - Чкаловское училище зенитной артиллерии).

Будучи активным участником спортивных мероприятий училища, я попал в сборную команду и поехал на Спартакиаду Суворовских училищ в г. Воронеж в 1956г. Мы заняли неплохое место, я участвовал в гранатометании и беге на 800 метров (так называемая «лошадиная» дистанция). По окончании соревнований нас отпустили по домам. Уже предвкушая учёбу в ЧУЗА, получил среди прочих кандидатов телеграмму из Чкалова: «ЧУЗА отказано, выбирайте: Рязанское пехотное училище, Ташкентское военное училище, Кавказское Краснознаменное суворовско-офицерское училище (ККСОУ) в г. Орджоникидзе». Оказывается начальник ЧУЗА испугался, что мы можем «испортить» его паству. А для нас - это был гром среди ясного неба…

Решил крайности температурные отбросить, в Рязани холодно, а Ташкент, судя по малой Родине г. Карши, известен своим «теплом». Кавказ привлёк и родством душ с суворовцами.

Первая самостоятельная дорога в жизни оказалась со многими пересадками, где-то даже хотелось спрятаться за мамину спину, возвратиться домой. Но всё же добрался через печально известный Беслан (тогда это была узловая станция) в зелёный оазис, на краю города, кругом сады, гора Казбек, как на ладони, рядом. Сплошная экзотика. Но служба уже началась, присягу я принял 25 июля 1956г.. Проза службы не замедлила сказаться с 12 октября 1956 по 4 сентября 1958гг, когда наметился технический уклон в армии, несовместимый по нашим понятиям, с периодом строевой подготовки «Тяни носок!», тогда Министром обороны был ...маршал Жуков Г.К. Наш воспитатель, сержант Онищенко, не скрывал, что «выбьет из нас суворовский дух и музыкальный уклон». Особенно ему это удавалось раз десять подряд уложить с карабином роту в густую, высокую траву, обильно политую в течение двух-трёх месяцев беспрерывно моросящими дождями, глубокой осенью, под смакуемую распевную команду «Рота, ложись - встать!». Как ни странно, ни разу не довелось попасть после этих бань в желанную санчасть.

К счастью, французскому языку я не изменил, после закрытия офицерского училища в 1958 году. А на смену танкам, автотракторной технике вскоре пришли высшие командные училища. Оставалось пару месяцев до окончания учёбы, когда наш курс поделился, как Гремячий Лог, на два лагеря: сдать экзамены в Ленинграде и получить лейтенантские погоны со 120 рублями в месяц или окунуться в неизвестность, поехать в Ташкентское высшее общевойсковое командное училище имени Ленина (ТВОКУ) ещё на три года. Я с группой товарищей поехал в Ташкент. Высшая математика и прочие новые дисциплины, опять же продолжение изучения французского языка с преподавателем, влюблённым в этот язык, Вайманом Михаилом Моисеевичем, скрасили годы учёбы. Приезд в училище большой группы курсантов из Гвинейской Демократической республики (столица г. Конакри) подогрел интерес. На их приветствие «Сава?!» («Как дела?!»), мы отвечали дружно «Филин!», а потом поняли в чём дело и потешались «курьезам» языка. Впервые мы почувствовали грядущие перемены, контакт с внешним миром. Но по окончании учёбы замаячила перспектива пополнить ряды офицерства в туркестанском военном округе. Общее впечатление уже сложилось о нём по местам стажировки в г. Кушка, поселениям Мары, Тахта-базар и другим пустынным местам. Не скрою, нам, немногим, крупно повезло, когда незадолго до окончания учёбы, из Москвы прибыла команда офицеров по отбору кандидатов на учёбу на курсах при Военной Академии Советской Армии (ВАСА), на Танковом проезде. Но куда точно нас отобрали мы узнали уже в Москве. 2 декабря 1960 года состоялся первый выпуск ТВОКУ, а с 29.11.1960 года мы уже были зачислены слушателями на факультет иностранных языков при выше указанной академии. Молодым лейтенантам «с высшим образованием» предложили в кратчайшие сроки изучить иностранные языки и другие премудрости. После вводно-фонетического курса и нескольких месяцев учёбы первые «благонадёжные» (уже имевшие семейную привязку) были посланы на обслуживание радиостанции «Симфония» в г. Конакри, а мы продолжали учёбу. Регулярное питание в буфете (тогда ещё не было такой столовой) знаменитыми сардельками, сосисками, сметаной и другим сухим пайком, спортзал делали нас «стройными, звонкими и прозрачными», как сказано у классика, и облегчали усвоение новых дисциплин. Москва жила своим ритмом, а мы едва успевали пользоваться благами цивилизации. Успеть бы освоить программу. Лингафонные кабинеты, магнитофоны «Тембр» с магнитной лентой, прослушивание записей, знаменитый «Лондонский лингафонный курс» с набором текстов по различным сюжетам, дух соревнования по воспроизведению интонации носителей языка. На зависть нам (до закрытия института были и преподаватели носители языка) способствовали усвоению азов языка. Преподаватели старались как можно больше загрузить наши свободные клетки. В библиотеке ещё оставалась оригинальная литература. Только впитывай знания!

Дошла очередь и до нас, одиночек; масштабы сотрудничества росли, потребность в переводчиках возросла. И, конечно, гражданские конкуренты во многом проигрывали нам, осваивающим язык офицерам, практически стрелявшим, начиная от пистолета до танковой пушки, водившим танки и автомобили, знающим военные дисциплины по профилю училища.

Именно такой контингент потребовался для работы в Гвинее. Той самой стране, откуда прибыли хорошо обученные французскому языку курсанты для учёбы в г.Ташкент. До 15 февраля 1962 года я ещё числился слушателем, а потом, в составе довольно большой группы военных преподавателей (в основном - старший офицерскийсостав) с переводчиками, одетыми со складов АХО, все как один (33 богатыря) в светлых костюмах и шляпах, дружно шагали по трапу. Мы высадились после длительного полёта в аэропорту гвинейской столицы. Было душно, со всех сторон, по пути следования в казармы, неслись звуки непрерывной музыки, запах шашлыков, тухлой рыба (эти рынки мы поневоле полюбили потом), крики обезьян сообщили нам о начале нового этапа в жизни скороспелых переводчиков и зрелых полковников, которым в последующем пришлось быть мастерами на все руки при создании материальной базы училища в окрестностях города.

Вот тут-то и начались наши университеты переводческие. У нас не спрашивали кто сколько проучился. Когда начался учебный процесс, первые 3-4 месяца, нам досталась не сладкая доля, несмотря на обилие сладких плодов в прямом смысле.

Далеко за полночь ложились спать в душной атмосфере, с малярийными комарами, несмотря на накомарники. А старший офицерский состав зря радовался кондиционерам, перепад температур был настолько велик, что начались лёгочные заболевания: тогда ещё мало говорили о болезни легионеров, пользовавшихся этими скрытыми убийцами. По возвращении на родину и из нашей группы скоропостижно ушли на тот свет некоторые преподаватели.

Хорошим подспорьем для нас, переводчиков, были любезно предоставленные книги по профилю обучения. Контакты в прошлом с гвинейцами ещё более упрочили связи. Если в первое время мы брали конспекты у преподавателей, то через полгода только справлялись о тематике уроков.

Трудолюбие наших людей оценивалось по разному. Иногда местные власти, привыкшие к принципам обучения на французский манер, расценивали порыв починить вышедший из строя агрегат на КДП (контрольно-диспетчерский пункт на аэродроме), как низкую квалификацию бедолаги. И по просьбе слушателей он вскоре был далече от столицы, - наши посольские угождали как могли, несмотря на все аттестации профпригодности преподавателя. Зато мы охотно откликались на просьбы посольства в плане укрепления дружеских связей, особенно по случаю празднования всевозможных годовщин. Мне запомнился один вечер в Генеральном Штабе, когда местные полицейские девушки (из эскорта на мотоциклах, президентского кортежа) преподнесли нам урок поедания, по всем правилам этикета, зажаренного барана, выставленного на козлах посреди зала. Благо дело фотоаппарат запечатлел наш подход к «останкам». Моё соло в ответ, на французском языке я исполнил «Опавшие листья», «Песенку французского солдата», «Бамбино» под аккомпанемент собранных музыкантов, с зашедших в порт кораблей, после нескольких минут спевки в кулуарах, было встречено тепло, после соответствующего подогрева присутствующих в зале. Сверху была дана команда: «Патронов не жалеть по случаю столь важной даты государства!» Это было моё последнее выступление на таком уровне. После активного участия в самодеятельности ТВОКУ, в том числе в составе секстета под руководством и управлением нашей любимой Веры Вячеславовны Лобойко. Хорошее не забывается!

Не обошлось без паршивой овцы и в нашем коллективе. Сбежал во Францию любимец посольства, прикомандированный к нам гражданский переводчик Максименко Николай (Настоящая фамилия Недобежкин). Он пользовался максимумом привилегий, а подружка из французского посольства помогла в день отлета на Париж осуществить мечту, оказаться … в Сорбонне. А мы все были поставлены на уши, в поисках исчезнувшего «советского специалиста, попросившего политического убежища во Франции», как сообщило радио Абиджана «Кот д`Ивуар», Берег Слоновой Кости), соседней страны. Не помогли ни увещевания отца, профессора-филолога, ни семейные узы (осталась жена с грудным ребенком), ни материя (к этому времени он накопил уже на «Москвич»). Нам осталось проглотить эту горькую пилюлю. А началось это с первого рабочего дня, когда проявились замашки «Коли-колонизатора» (он носил пробковый шлем колонизатора), воспользовавшегося услугами маленького рахитичного пацана, внесшего на голове во двор казармы большой таз с дарами местного рынка.

Мы свою задачу выполнили - приобрели хороший опыт работы в условиях влажного климата (98% относительная влажность воздуха, плюс жара, либо период дождей), остались такими же стройными, я весил 61 кг 400 гр. За наши старания в познании языка (а сколько фильмов мы перевели нашим специалистам свободными вечерами!), мы выросли в глазах специалистов, окрепли духом, нас стали с уважением называть по имени- отчеству.

Через 13 месяцев и 1 день я возвратился на Родину, почувствовав ностальгию даже за такой короткий срок отсутствия в родных краях. А машина «Волга ГАЗ 21», купленная на сертификаты ГКЭС, стала неожиданной, но заслуженной наградой в 24 года. Главный вывод, который я сделал: только кропотливый труд в познании языка может продвинуть на шажок специалиста к заветной, « но недостижимой графе анкеты: «владеет языком в совершенстве». Не думаю, что товарищ по профессии, выпускник ВИИЯ Суходрев не колеблясь впишет себя в эту графу. Но честь и хвала ему, он пример для подражания, хотя специфика его познания языка несколько отличается от наших мытарств. Он бы мог многое рассказать о нашем не легком, но почетном труде. А может и расскажет об этом с Вашей помощью, товарищи организаторы?!

По возвращении из командировки, был короткий отдых в санатории Ишеры, а далее, после обращения за помощью президента Бен Беллы (он был избран первым президентом Алжирской Народно-Демократической Республики), в разминировании территории, в приграничных зонах, Советский Союз в лице Хрущева Н. С., верный своему интернациональному долгу, в считанные недели направил в Алжир группу военных добровольцев- саперов с самой современной боевой техникой. Уже 16 ноября 1962 года (референдум о независимости состоялся 1 июля) на алжиро-марокканскую границу в г. Марния, для рекогносцировки на местности, прибыла оперативная группа офицеров инженерных войск во главе с полковником Пахомовым В.Я, в нее входил и подполковник Казьмин Лев Алексеевич, впоследствии получивший звание полковника и возглавивший группу на границе с Тунисом (22 июня 1963 года группа прибыла в город Ля Калль).

После 132 лет французского присутствия, колонизаторы поспешили оставить о себе, в период освободительной войны алжирцев (1954-1962 гг.), память в виде «полос смерти» глубиной от 3х до 15 км (1200 км на западе и 800-900 км на тунисской границе). Боясь проникновения многочисленных отрядов алжирских партизан с этих территорий и были капитально сооружены линии Шалля и Морриса, хитроумно заминированы плодородные поля, глубинные поля с минами-ловушками, выпрыгивающими минами APMB(латинская аббревиатура), противопехотными минами в пластиковом корпусе («мины-сюрпризы») APID, заканчивая свеже поставленными американскими противотанковыми минами, делали свое черное дело, ежедневно унося десятки людей. Наши специалисты насчитали 15 схем установки минных полей с плотностью минирования на 1 км минного поля (полосы) 100-160 штук выпрыгивающих мин APMB (с радиусом разлета осколков до 400 метров), 2000-9000 шт., местами до 15000 шт, мин нажимного действия APID. Эрозия почвы местами делала местность неузнаваемой. А схемы установки мин, с запозданием переданные нам, с искусственным старением документов, не внушали доверия, но доставили много хлопот при переводе, и только пару месяцев назад после 40 лет молчания французы вручили Алжиру настоящие схемы. Не обошлось без подлога некоторых лиц профранцузского толка. Не случайно, действуя в пустынной зоне (мы же начали обрабатывать поля вблизи населенных пунктов, где гораздо труднее работать) подорвался на мине, лишившись ноги итальянский генерал. Тут же, свернув работу, они заплатили неустойку по контракту и уехали из страны. Сами французы вообще не предлагали своих услуг.

Наши группы возглавил опытный сапёр по Великой отечественной войне генерал-майор Фадеев Петр Иванович, (брат министра финансов РСФСР). Я познакомился с ним на приёме 9 июля 1963 года, устроенном министром обороны Алжира Хуари Бумедьеном в присутствии Бен Беллы, (в сентябре избранном президентом) в честь Кубинской правительственной делегации во главе с министром индустрии Эрнесто Че Геварой. Отмечали первую годовщину независимости. Накануне, 4 июля я только что прибыл в Алжир, сопровождая некоторых членов семей сапёров до Ля Каля. Мы летели через Каир, где довелось побывать на египетских пирамидах. Впервые я почувствовал незнание международного языка – английского, но обошелся французским, хотя гид слабо владел этим языком.

Но вернусь к незабываемой встрече с «команданте Че» и местными высокопоставленными лицами. Войдя в большой зал приёма гостей, группа сразу направилась к …Петру Ивановичу, скромно стоящему в стороне со «своим» переводчиком (личный переводчик и шофёр, мой товарищ, Комаров Владимир Фёдорович, попросил меня сопроводить генерала). Около 10 минут мы разговаривали, в том числе и о разминировании. Че Гевара обещал заехать к сапёрам на границе с Тунисом, (что и сделал несколько дней спустя). Многочисленный дипкорпус обратил внимание на задержку высоких руководителей около «советских товарищей». А мы потом обсуждали разговор с Петром Ивановичем. Человек он простой. Мы вновь чуть не стали объектом внимания, когда заиграл оркестр андалузской музыки, и группа ритмично стала подпевать куплет на арабском языке. Петр Иванович, услышав некоторые «знакомые» слова (неблагозвучные в нашем языке), спросил у меня, едва сдерживая смех, что это значит. А я не предполагая его реакцию, добавил масла в огонь, сказав, что на арабском – это означает «брат». Он откровенно, громко рассмеялся и мне пришлось его возвращать на землю, рядом стоящие гости не поняли причину смеха.

Числа 11-го июля, вновь состоялась встреча с этим молодым, симпатичным революционером с острова Свободы. Он живо интересовался техникой, приёмами разминирования, бытом сапёров. Одна из фотографий запечатлела нас со старшим группы полковником Казьминым Л.А. перед танковым минным тралом. Общим языком был французский, на котором Че Гевара изъяснялся довольно сносно. Продолжили разговор в бюро командира местного батальона. Несколько часов беседы о многом запомнились надолго. А потом он исчез на пару лет из поля зрения, в том числе и из кубинской прессы, и всплыл только после трагической гибели в Боливии (9 октября 1967 года. Накануне он был легко ранен, захвачен в плен и расстрелян по приказу президента), где пытался продолжить мировую революцию. Отпечатки пальцев отрубленной руки для дактилоскопии и для истории только подтвердили конец эпохи романтиков-революционеров; без сомнения останки принадлежали человеку, имя и образ которого, пусть не бесспорно, вошли в историю и сохранятся ещё на многие годы. И всякий раз, когда где-то говорят или показывают оставшегося в моей памяти вечно молодым, улыбчивым, с загадкой парнем, не хочется верить, что он был неправ и нельзя было решить вечно неразрешимый социальный конфликт другим путём.

Алжир не пошёл по пути развития кубинской революции. Больше того, вскоре после переворота в июне 1965 года, к власти пришёл Хуари Бумедьен, а отстраненный от руководства Бен Белла на 15 лет был «опущен» в небытие. На этой почве фактически произошел разрыв отношений с Кубой, не хотели алжирские власти прислушиваться к «советам со стороны».

Наше пребывание в Алжире продолжалось на фоне внутренней борьбы; порой посольство терялось в калейдоскопе событий, смене лиц в руководстве. Иногда и к нам залетали записки с угрозами взорвать казарму вместе с новоиспеченными друзьями. Это была попытка со стороны «оасовцев» запугать нас. Несмотря на свободное перемещение по стране, приходилось встречаться с недобрыми взглядами остававшихся в ней какое-то время военными из Франции. Империя рухнула.

Параллельно с разминированием постоянно шло обучение личного состава АНО (Алжирской Народной Армии); впоследствии они продолжали самостоятельно работать пока не возник конфликт с Марокко. Целесообразность снятия повсеместно минных полей поутихла, уж больно надежно работала система ещё многие годы, да и сейчас осталось много нетронутых участков. Всего было уничтожено около 2 миллионов мин, очистили 1350 кв.км., обезвредили более 800 км. минновзрывных полос и вернули к жизни тысячи гектаров пахотной земли. Только на нашем участке пострадали от мин В. Толузаров, А. Жигалов, В. Прядко (последний во время пожара на хлебном поле подорвался на мине, потерял ногу). А сапёр ефрейтор Пяскорский Николай погиб 11 декабря 1963 года.

Помню этот дождливый пасмурный день, раскатистый взрыв выпрыгивающей мины, которую почему-то обрабатывал Николай, поставив рядом флажок для последующего подрыва мины. Обезглавленное тело пытался вытащить с поля в 10 метрах шедший за ним израненный осколками Виктор Толузаров. Через пять минут мы подъехали к месту взрыва.

Для меня начался период освоения печальной лексики, хлопоты по поиску гроба, все эти траурные мероприятия. Впервые было принято решение Министром обороны отправить останки погибшего солдата на Родину. Многотысячная процессия местных жителей г. Аннабы (в 90 км. от г. Ля Калль) сопроводила гроб до теплохода «Академик Николай Бурденко» специально зашедшего в порт, где после митинга мы простились с храбрым сапёром, обезвредившим более 10 000 различных противопехотных мин, в том числе 300 выпрыгивающих.

А мне этот порт запомнился ещё одним событием. После освободительной войны, с баз Хуф и Матрух в Египте, были доставлены на корабле оружие и боеприпасы, принадлежавшие алжирским повстанцам. Многим они были обязаны нашей военной помощи.

Однажды, летней ночью и до нас докатился отзвук войны. Вскоре мы узнали. Что это был взрыв в трюме, в носовой части 110 метрового корабля «Стар оф Александрия». 30 метров корабля разлетелась на многие километры в акватории порта и в городе. 50 докеров, которые участвовали в разгрузке и нашего корабля, доставившего материальную часть и 15 тонн взрывчатки для нужд разминирования, исчезли в то утро. Мы прибыли в порт и увидели адскую картину, вся прилегающая территория была усыпана неразорвавшимися снарядами, минами, взрывателями. Служба спасения срочно организовала подбор оставшегося, сгребая всё с помощью подъемников. К счастью обошлось без осложнений…

Когда через несколько дней прибыли из Москвы наши эксперты во главе с начальником аварийно-спасательной службы СССР адмиралом флота Чикером Николаем Петровичем (проводившим в свое время расследование по делу о взрыве на линкоре «Новороссийск»), меня прикомандировали к группе. Началось погружение в «морскую пучину» с массой специальных терминов. Учитывая деликатность положения, сам Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Пегов Николай Михайлович посетил нас. О результатах расследования не буду распространяться, даже по прошествии стольких лет. Но жизненный урок я получил большой. Уж очень много было замешано в этом деле. Группа возвратилась на Родину. Потом долгие годы Чикер Н.П.был начальником команды по подводному плаванию (сборная СССР). Команда была неоднократным чемпионом мира.

Запомнился эпизод в один из жарких дней расследования, гигант Николай Петрович удивил барменов в ресторане закусив конфеткой банановый ликёр, грамм 250.

Довелось нам в Алжире вступить в бой и со стихией (либо поджогом). Поздним вечером в августе недалеко от Ля Каля, вблизи наших складов с боеприпасами, возник пожар. Наши воины поднялись по тревоге и началась упорная схватка с огнём. 500 гектар степи и леса было охвачено пожаром, он угрожал городу. Более пяти часов наши солдаты бок о бок с алжирцами вели самоотверженную борьбу, проявляя при этом мужество, отвагу, высокую организованность и вышли победителями над стихией. В самый переломный момент, было принято решение об эвакуации складов. С разрешения нашего старшего я в популярной форме объяснил многочисленным жителям о возможных последствиях взрыва всей этой взрывчатки. Активность жителей возросла во много раз. На удивление ничего из перевезенного на новое место не пропало. Прибывший префект Аннабы Абдель Крим Бен Махмуд, впоследствии Чрезвычайный и Полномочный Посол АНДР в Москве, дал высокую оценку действиям сапёров по ликвидации пожара.

Под конец операции по разминированию, когда часть сапёров убыла на Родину, состоялись торжественные проводы. Всем убывающим были вручены небольшие сувениры: транзисторные приёмники, предметы местного колорита в виде ковриков, всякой утвари. Те, кто отбыл ещё раньше без этой церемонии, должны были получить подарки в упакованном виде через нашу группу. Мы отбывали в кабине транспортного самолёта АН, улетающего из г. Буфарик. По непонятным причинам через некоторое время нас высадили из самолёта и сказали, что уточнят время отлёта на следующий день. Мне пришлось везти груду коробок на квартиру к товарищу, он оставался ещё с генералом Фадеевым. По причине несвоевременной уплаты за электричество в потёмках улеглись спать пораньше. А ночью услышали стук в дверь, крики с улицы «Пожар!» Несколько посылок сгорело, мы даже не слышали в соседних комнатах падение на пол медных тарелок, всевозможных приспособлений из чайных сервизов. Позвонили в посольство, утром с приездом специалистов, как-то уладили дела. Самим удалось затушить сильно пылавшие коробки. Никто так и не смог объяснить, что в сущности произошло. А мы на следующий день улетели в тесноте, но безопасности в Россию, на аэродром «Чкаловский», познав прелести и удобства длительного, совместно с семьями специалистов, полёта.

О ходе разминирования было много публикаций как в местной прессе, так и у нас в стране. О наших ребятах тепло отзывался народ, познавший лишения долгие годы. Некоторым участникам знаменательных событий были вручены правительственные награды. И я горжусь своей медалью «За боевые заслуги» Е №895363 от 29 декабря 1964г. Свои воспоминания о далёких событиях пишет заместитель командира группы по политической части полковник в отставке Павленко Андрей Яковлевич, который работает в одном из университетов Москвы и является с 1991 года членом Правления межрегиональной ассоциации воинов - интернационалистов, а с 1998 года – Председателем Правления Алжирской группы. Я являюсь его заместителем.

С 1991 года сменилось четыре посла Алжира в Москве, а связи и дружба не только остались прежними, но и успешно развиваются и укрепляются на благо наших народов. На все значимые мероприятия посольство приглашает и нас. А ныне действующий посол Амар Абба является верным, истинным другом Алжирской группы воинов – интернационалистов России, и мы ему за это очень признательны.

По возвращении на Родину снова встал вопрос о продолжении учебы, было бы жаль останавливаться на половине пути. Не мы одни думали об этом. После назначения для дальнейшего прохождения службы на спецкурс «Курсов «Выстрел» в г. Солнечногорске нашими услугами многократно пользовались для работы с делегациями и по линии КПСС, и по военной линии. Работа с франкофонами шла своим чередом, а мы ещё были солидно загружены опытными начальниками составлением словарей. Это был новый аспект познания языка.

И вновь удачное продолжение прерванной учебы. При ВИИЯ был объявлен в 1966 году факультет заочного обучения (ФЗО). С несколькими товарищами мы влились в этот водоворот. Снова встреча с родными пенатами, работа во время сессии была четко регламентирована приказом по части. Так прошли четыре года учёбы в чисто теоретическом плане, изучением ранее неохваченных дисциплин. Преподаватели с некоторым снисхождением относились к опытным «старичкам». Но и нам товарищ Ширяев Анатолий Фёдорович (впоследствии получил звание генерала, стал во главе ВИИЯ) не давал поблажки, когда загружал текстами на заучивание. Оказалось полезной и зубрежка, иногда целые цепочки могли пригодиться, извлекаемые из закоулков памяти.

Аркадий Петрович Перман оживил курс военного перевода, который позволил ориентироваться в последующей работе. Человек высокой культуры, самодисциплины, всегда доступный к своим знаниям, с богатым опытом. Ему довелось разговаривать с самим генералом Де Голлем! Трудоголик. По сей день трудится в стенах заведения. И дай Бог ему «многая лета!»

До сих пор в ушах звучит четкий голос преподавателя Климова по курсу общего перевода, и чуть хрипловатый, но такой родной голос Черепниной Людмилы Александровны, когда мы порывались начитать на магнитный носитель всё, что попадалось под руку, дабы получить лестную оценку и сдать зачет в промежутки между сессиями. Недолго работавший у нас Курников Василий Иванович готовил нас и к …поеданию «лягушачих ножек». Своеобразный говорок несколько отличался от носителей языка, но запоминался содержанием. Как, впрочем, и конкретный подбор выражений («только так нужно говорить!») Данилиной Лидии Ермолаевны, участницы-переводчицы «судных дней» над фашистскими преступниками, преподавателем, не стеснявшимся отослать нас к фонетисту, если кому-то не нравилась её интонация. В конце концов был третейский судья – «Лондонский лингафонный курс». Я уже упоминал о нем ранее. Потом были сделаны многочисленные записи по приёмнику, пригодились и качественные записи «Полицейских романов» во время командировок. С удовольствием возвращаюсь к записным книжкам с выписками из прочитанных книг. Даже небольшой опыт работы позволял осознанно делать выбор необходимого. А политическая направленность всех издательств в «то» время готовила нас к более широкому кругу обязанностей, чем у военного переводчика.

Мы познали режим работы «25 часов в сутки», когда были откомандированы в Москву вместе с товарищем «англичанином» Евгением (не буду называть его фамилию) для работы с делегациями, прибывающими на празднование 50-летия ВОСР в 1967 году (думаю ещё не забылась расшифровка этой аббревиатуры?). Я работал под непосредственным руководством тов. Мидцева Вениамина Владимировича, отвечавшим в ЦК КПСС за африканские страны- франкофоны и его помощником Корендясовым Е.Н. Конкретно мне пришлось иметь дело с правительственными делегациями Мали (во главе с министром финансов, здоровяком Мадейра Кейта, брат президента, вскоре он расстался со своим постом под натиском молодых сил, как и президент Модиба Кейта) и старыми знакомыми из Гвинеи (представительная делегация).

Очень сожалею, что не попал в кадр (юношеское тщеславие) вместе с подопечными во время торжественного собрания во Дворце съездов, фотография появилась в солидном журнале, рядом с тов. Коряндясовым Евгением Николаевичем сидел и я.

Незадолго до этого события я проходил солидную «обкатку на прочность», работая с делегацией Мали. По приглашению ЦК КППСС с 4 августа по 4 сентября 1967г. в СССР находилась делегация руководящих работников партии Суданский союз во главе с членом комиссии по экономическим вопросам при Национальном политбюро партии Ибрагимом Конате.

Однажды ранним утром во двор захудалого Замоскворечья, на улицу Дербеневскую (где я остановился по воле судьбы после командировки) въехала «Чайка». Её прислали за переводчиком. Возвращались мы туда же далеко заполночь. После нескольких дней соратник Евгений взроптал и был немедленно возвращен в г. Солнечногорск.

Мы же с тов. Мидцевым В.В. делились опытом партийной работы в ходе поездки делегации не только по пути следования «Москва-Баку - Кировабад-Москва-Ленинград», но и в многочисленных поездках по Азербайджану и России. Отлажен процесс был хорошо, почти всюду нас встречали хлебосольно, а если случались срывы, то срочно приготовленные шашлыки в поздний час сглаживали шероховатости. Запомнились многочасовые переговоры в ЦК, а тогда ещё не был на своем посту Алиев! Зато в беседах инициатива местных властей переваливала через край, покушаясь на прерогативы Союзного государства. Здесь уже вмешивался бдительный тов. Мидцев В.В. Сам он хорошо знал терминологию. Но не вмешивался в дела переводчика. Разве что подсказывал расшифровать «эсэров» как социалистов-революционеров, более «доходчивым» для аудитории. Мелькали «Нефтяные камни», фабрики и заводы, культурные заведения…. И кругом руководящая роль КПСС (как и Суданского союза) была основополагающей. Простившись с замком Тамары, история которого заинтересовала больше, чем дела партийные, мы вскоре очутились в колыбели революции. Смольный, «Аврора», отлаженные маршруты убедили гостей в правоте избранного пути. Солидно подустав от такого ритма жизни мы решили «отдохнуть» на спектакле «Спартак», тем более, что гостевая ложа позволяла это осуществить.

Возвратившись в Москву вся группа поехала с штатным переводчиком от ЦК в Гагры, а мы со старшим группы и парой ответственных за экономику продолжили переговоры в Госплане. Зато мне доверили сопровождать гостей в Ленинград после торжеств по случаю 50-летия ВОСР, там нас встречали, но старшим был я, уже набравшийся опыта, по мнению организаторов. Дежурный куратор делегации, председатель комитета ГКЭС Скачков Семён Андреевич, доверял мне бразды правления, убывая на дачу: «Телефон у Вас есть, если что нужно будет, позвоните».

Как ни старался я применить метод скорописи при переводе, слишком широка была тематика, в отличие от общего перевода. Да простят меня тов. Миньяр-Белоручев Р.К. и Ширяев А.Ф., не привилось это дело, а споры по техническим переводам в Алжире, в аудитории под сотню человек, с диктофоном с их стороны и знанием русского языка вносили специфику. Здесь, как правило, шёл почти синхронный перевод и быстрая реакция помогала. А в целом не помешало бы владение стенографией.

Сколько бы полезного можно было познать вместо траты массы времени на всевозможные ППР, МЛП. Пара языков, даже в пассиве, безбедно бы уложились в молодых умах.

Из Солнечногорска меня послали в командировку в родной Ташкент. Мы тогда готовили группу конголезцев (Киншаса). После расправы над Патрисом Лумумбой в Катанге (был застрелен по приказу генерала Мобуту, якобы при попытке к бегству) в «Правде» появилась статья об обстоятельствах смерти этого лидера-сепаратиста. Помню переводил с листа в перерывах между занятиями по спецподготовке. Запомнилась реакция молодых мстителей. А мы с преподавателем по одной из дисциплин (она мне пригодилась в Алжире) удивлялись с каким усердием и быстротой действовали ребята в ночных условиях в окрестностях Ташкента.

2 мая 1968 г., вместе в двумя специалистами – артиллеристами, прошедшими войну, я прибыл в Марокко. После трехкратного протеста марокканской стороны по поводу якобы присланной дефектной партии боеприпасов к 85 мм пушке (когда-то поставленной стране и хорошо зарекомендовавшей себя), наши откликнулись посылкой «десанта». Условие было одно: объективное расследование, никаких контактов с посольством в ходе этой операции, никаких документов и справочных пособий с собой. После прилёта в г. Рабат, короткая остановка и отправка в г. Мекнес, в резиденцию короля Хасана II , где мы проживали до конца расследования. Впечатлений много. На карту была поставлена честь нашей страны, жизнь офицера, отвечающего за закупку боеприпасов (не буду называть его фамилию), в какой-то степени боеспособность пограничных зон с Алжиром, с которым марокканцы жили как кошка с собакой из-за военных конфликтов. Наличие целых подразделений профранцузского и проамериканского влияния, а также объективных знатоков по этим боеприпасам, считавшим надуманным протест, но при этом теряющимся в догадках по происходящим явлениям при стрельбе (большинство снарядов разваливались в «воздухе», не долетая до цели), - всё это подливало масла в огонь. Когда мы констатировали на полигоне эти «явления», стрельбу иначе не назовешь чем демонстрацией провала в присутствии многочисленных масс, во главе с инструкторами из стран советчиков, мы только призадумались и посожалели о таком количестве выпущенных снарядов. У нас всё больше на бумаге учёба шла: «Плюс», «минус», «недолёт-перелёт», уполовинение вилки и стрельба на поражение. Артиллеристы, да и мы курсанты, практически стрелявшие с открытых и закрытых позиций, знают эту грамоту. Обгоревшие на весеннем солнце лица «ребят» поначалу выражали задумчивость. Но когда мы искали причины просто развалившихся снарядов, особенно на дальние дистанции, да при стрельбе по скалистым породам, где выбирались цели, нас осенила догадка, что снаряды разваливались после контакта с землёй. С помощью теодолита мне повезло проследить одну из трасс. Потом мы поехали с местными товарищами искать следы на усыпанном неразорвавшимися снарядами, минами, бомбами полигоне… Все по достоинству оценили «воинское братство», когда нас неоднократно брали в узкую «вилку» рядом стрелявшие из миномётов курсанты. Зато мы утвердились в истине: только после соприкосновения с почвой снаряд разваливался. Мы даже не сразу обнаружили, что никакого кернения снарядов не производилось. Бронетанковые снаряды использовались не по назначению, углы встречи с препятствием не учитывались. Здесь и была зарыта истина. Немного приоткрыли тайну догадок нашему поникшему головой капитану. Затеплилась надежда. Неожиданное предложение с его стороны посмотреть на базе королевских воздушных сил некоторую переводную литературу стало зацепкой для визита. Так мы впервые из советских людей посетили базу, где под толстым слоем пыли я обнаружил толстенный фолиант. Его издал БИВЛ (бюро иностранной военной литературы), прародитель ВОЕНТЕХИНИЗДАТА в Москве. Это был учебник по пушке 85 мм, где мы и нашли подтверждение по конкретному применению снарядов, различным углам встречи и прочим «премудростям». Опытный взгляд артиллеристов быстро смекнул и насчёт составляющих, приспособления по кернению: доски –подставки, служащей ложементом, ножниц, к которым потом приварили бронебойную пулю, изготовили вместе с капитаном подобие кернера. У «себя», в тайне от местных складских служащих «сделали» пробную партию боеприпасов. Я всё боялся как бы не переусердствовал при кернении наш солидный артиллерист - заряжающий, уж больно он налегал на рычаг, глубоко оставляя ямку на дульце и свинцовой частью головки-взрывателя. Теоретически всё объяснялось просто: смертоносная головка – снаряд (а никакой там дорогостоящий радиовзрыватель, дьявольски чинящий козни!), вращаясь со скоростью 1700 оборотов в минуту, в момент касания с землей затормаживался на какую-то долю секунды; из-за разницы масс, сам взрыватель вывинчивался, а снаряд как болванка разбивался. Сравнительно быстро описан процесс познания, на деле он занял больше времени. Но уже пробные стрельбы насторожили местных своей результативностью. Когда мы совсем окрепли, то попросили собрать всех участников нашего недавнего «позора» и продемонстрировали высший класс стрельбы по цистернам и прочим целям бронетанковым (и не только), близким и удаленным. Капитан был спасён, присутствующие обескуражены, а я был в восторге от мастерства и скромности наших героев - артиллеристов. Вот когда они вдоволь постреляли, вспомнили годы молодые!. Только 2 или 3 снаряда из огромной массы отстрелянных не сработали, да и то за счёт удаленных целей, не предназначенных к обстрелу бронебойными, а может и по причине самодельного кернера. Пока оформлялись материалы расследования мы познакомились с марокканской кухней, отведали обильно заказываемые горячительные напитки. Длительные концерты самодеятельных артистов держали в форме наших усталых, но довольных «исследователей». Но и тогда я не рискнул, в отличие от старших товарищей, испробовать знаменитые лягушачьи ножки из французской кухни. Меня больше устраивал бассейн с красивой подсветкой, вечерние фрукты и лёгкие коктейли, доставляемые отдельно в номер якобы по нашему заказу.

Спасенный предлагал нам съездить на фестиваль марокканского искусства в Мараккеше, на фоне Атласских гор. Мы только согласились побывать на приёме в честь парада войск, устраиваемом ежегодно в одном из городов Марокко, тогда это был Фес. Сами удивляемся как могли проникнуть так близко к трибуне короля, откуда я охотно фотографировал дефиле и маленького наследника, будущего короля Мохаммеда VI. Жаль плёнка тогда была чёрно-белая, а то бы и я эффектно выглядел со своим облезшим красным носом!. Довелось нам побывать и на римских развалинах в Волюбилисе и в Касабланке, месте встречи нашего президента с нынешним королём Марокко Мохаммедом VI, сыном Хасана II (ушёл из жизни в 1999 г., после 38 лет правления страной).

Конфликт был исчерпан, мы вазвратились на Родину, о дальнейшей судьбе ветеранов мне неизвестно, плёнки были проявлены и возвращены мне для истории. Но до сих пор не знаю о судьбе кернеров, то ли они затерялись на складах Марокко, то ли их забыли прислать туда с боеприпасами…

С сентября 1968 г. по август 1969 г. меня вновь откомандировали в Алжир, где работал старшим переводчиком в Управлении авиации, руководителем был опытный, но суровый генерал Балабин Ю.М. (звание он получил уже там, в период, когда командующим ВВС Советского Союза был маршал Кутахов, хорошо знавший по войне Юрия Михайловича) из города Львова. Организаторский талант, воля очень пригодились в этот период становления военной авиации. Центр находился недалеко от столицы, в местечке Шерага, на заброшенном аэродроме, командовал им тогда капитан Латреш (Абдельхамид), генеральские звания были учреждены позже. По характеру – оба лидеры. А близость к главнокомандующему, полковнику Бумедьену, Президенту республики позволяла быстро решать военные вопросы по дислокации различных видов авиации (в основном поставки из СССР), как и множество политически важных вопросов. Вот почему посольство интересовалось многочисленными переговорами двух ответственных лиц. Иногда эти дебаты доходили до употребления ненормативной лексики, которую просил переводить господин Латреш, видя моё смущение; он боялся упустить суть сказанного и не привык ещё к весомости наших «аргументов». Но всё же как-то удавалось «дипломатически» уладить конфликт. За прямоту оба собеседника уважали друг друга. Этот авторитет вскоре возрос после празднования 14 годовщины начала революции.

1 ноября 1968 г., был пасмурным, ветреным днем. Много гостей пришло, грандиозный парад войск на центральной площади столицы, ныне Эспланада Африки, был увенчан пролётом над трибунами и марширующими родами войск всеми присутствующими на то время в стране летательными аппаратами.

Я видел адский труд штурманов, рисовавших «коробочки» на картах, точнейшие расчёты пролёта над площадью от быстрых «МиГов» до транспортной авиации и вертолётов. Прочувствовал на себе ответственность момента непосредственно работая на КДП (диспетчерский пункт) с алжирцами и генералом Балабиным, поднявшим в воздух всё. Когда армада заканчивала пролёт, публика была в восторге и гордости за защитников. Понравилось и руководителям. Поступила команда из самих «верхов» повторить участие ВВС, дабы порадовать и участников демонстрации. Да простит меня Юрий Михайлович за разглашение тайны, у него вырвалось в ответ возможно непонятное нежное слово, сродни с «Фигушки!». В это время у многих заканчивалось горючее, мимо нас на встречных курсах буквально в 2-3 метрах разминулись «заблудившиеся» МиГи. Здесь уже прозвучало то самое окончательное, когда делу венец… Генерал закрыл рукой глаза, выдохнул и продолжил всё же решать поставленную задачу, «отправив «АНны» прикрывать брешь, благо дело у них хватало горючего, постепенно организовали кого смогли. Доклады о благополучном приземлении «терпящих бедствие» из-за выработки горючего, восторг от свершившегося списали за счёт возможных огрехов на таких масштабных мероприятиях. Только знатоки на трибунах могли отметить изменение очерёдности пролёта авиации. Все получили благодарности от командования, ещё долго обсуждая перипетии демонстрации мощи «лидера» Африки.

Это было сродни с ещё одним «мелким» эпизодом, чреватым большим политическим скандалом, если бы группа экскортирования из 4-х самолётов ошиблась, из-за плохих метеоусловий, при встрече королевского самолёта. Пересечение границы именитым гостем Хасаном II (он сам отличный лётчик) задерживалось, а расчёты сопровождения делались с точностью до минуты. Крупно повезло всем, а король Марокко отметил исключительную слаженность действий патруля. Так восстанавливались добрососедские контакты после вооружённых конфликтов.

Можно было бы ещё многое вспомнить о том времени. Мы часто ездили по базам, проводили занятия и инспекционные проверки. Запомнились поездки в самую удалённую точку, в пустыне Сахара, перепады температур, на память остались «песчаные розы» и происшествия в ходе наших вынужденных рейдов. Всё хорошо, что хорошо кончается!

В этот заезд в Алжир много встреч проводилось на высшем уровне в генеральном Штабе, привлекался к работе и в нашем посольстве. Постепенно входил во вкус напряженной работы. Под конец командировки чуть не угодил на полёты наших транспортных самолётов без опознавательных знаков по доставке спецгрузов в Конго, где шла гражданская война. Потребовались стандартные услуги переводчиков с английским языком. Иногда самолёты возвращались на базу с пробоинами в фюзеляже и на крыльях. Так продолжалось до тех пор пока наши маршруты не засветились, а точнее не проступили звезды, закрашенные краской…Операция всё же была завершена. Приближалась сессия в институте, окончание учёбы через год. Мою настоятельную просьбу об отъезде удовлетворили, хотя и не совсем в то время поняли мотив столь короткой поездки, когда всё было отлажено.

В августе 1968 года возвратился в Солнечногорск. Закалённый в песках Сахары и силой обстоятельств продолжил теорию познания языка. Из Солнечногорска возил экскурсии не только офицеров – франкофонов, не раз с трибуны, рядом с Мавзолеем, радовался проходящим мимо стройным рядам войск, в том числе и суворовцев. Сколько самому пришлось участвовать в таких парадах в юные годы! Нахлынут воспоминания, но скоро возвращался к действительности: как бы мои гости не перебрали, согреваясь «окопными», - с чаем, с чем-то горячительным, бесплатно наливаемым из фляг в пору ноябрьских торжеств.

Спасибо командованию Курсов «Выстрел» и спецкурса за терпение в течение 6-ти лет, когда я успел закончить учебу в ВИИЯ, встать «на крыло», и в сентябре 1971 года начать новый этап жизни в Москве. В том самом БИВле (заочное знакомство с которым состоялось в Марокко), куда я был переведен приказом заместителя Министра Обороны тов. Якубовским, в звании капитана на майорскую должность старшим референтом-переводчиком. Вскоре я примкнул к старшему офицерскому составу, получил одну звёздочку. Мы переехали из Филей к метро «Беляево», где было построено новое большое здание, включая и типографию. Моя переводческо - редакторская биография в течение 18 лет была тесно связана с УИВТЛИЯ (Управление издательства военной и технической литературы на иностранных языках), полностью покрывавшее возросшие нужды МО в такой литературе. Современная техника, вплоть до компьютерной, неузнаваемо преобразили нашу продукцию. Не раз получали хвалебные отзывы из стран потребителей. Тематика изданий на многих языках менялась со временем, но специализация целых редакций (сначала было три, затем две редакции, 4-я и 15-я на французском языке), не говоря о направлениях, по три направления в редакции, позволяла совершенствовать этот тяжёлый, постоянно под прессом нехватки времени, труд. И это в условиях отдания дани марксистско-ленинской подготовке (МЛП), поглотившей столько драгоценных часов вместо изучения новых языков о чём я уже говорил в этих воспоминаниях.

Вновь встретился с авиационной тематикой во 2-ом направлении 4-ой редакции. Увлёкся оригинальной литературой. Переснимал на плёнку целые энциклопедии. Особенным подспорьем стали 2 тома («Аэродинамика» и «Механика полёта»). Собрал много журналов по периодике (Эр э Космос), обзавёлся и капитальными изданиями «Кийе».

Уходили из жизни наши корифеи, наметилось движение и «молодых»; после назначения на должность старшего редактора, начальника направления, 30 марта 1981 года мне было присвоено звание «полковник». И ещё восемь лет работал в этой должности до начала перестройки. 23 января 1989 г. был уволен в запас, после 40 лет службы, а 27 марта был назначен научным редактором отдела рекламы на иностранных языках редакции журнала «Советский экспорт» во всесоюзном объединении «Внешторгреклама». С удовольствием работал с прекрасным переводчиком и редактором Павловым Борисом Леонидовичем. Он был 10 лет суворовцем, с начала учреждения училищ, в Куйбышевском СВУ (г. Самара). Лучшего переводчика я не встречал на своём пути. Настоящий трудоголик, 18 лет - работал без отдыха и «сгорел» на этой работе. Это был образец тщательной подготовки литературы по тематике статей; стилисты, носители языка из Франции, редко правили его перевод. За короткий срок он ввёл меня в специфику объединения, без поблажек следил за моим ростом. С января 1990 г. стали выпускать новый журнал «Деловые связи», а с марта 1991г. меня назначили контрольным редактором отдела фирменных изданий. У нас издавались «Автоэкспорт», «Авиаэкспорт» (был ведущим редактором), «Лицензинторг», «Общемашэкспорт» и другие. Полиграфическая база была разнообразной. Мне довелось побывать (по рекомендации Бориса Леонидовича) в рабочей командировке в Вене (Австрия), когда интересы дела потребовали уплотнить сроки издания одного из номеров «Общемашэкспорта». Несмотря на ненормированный распорядок дня, группа успела восхититься столицей – чистюлей, размеренным ритмом жизни в течение сотен лет. Побывали мы во многих исторических местах, в том числе на берегу Дуная, в парке, где установлен памятник великому композитору и исполнителю вальсов Иоганну Штраусу, музыка которого по сей день звучит и на аллеях парка с многочисленными туристами. А наши ночные прогулки сливались с общим потоком гостей. Общественный порядок был обеспечен невидимым присутствием соответствующих служб.

Моё погружение в авиацию было кем-то замечено, и я горжусь работой в течение нескольких недель в КБ «Яковлева». Мы защищали выход на мировую арену нашего «ЯК-40», проходившему в то время сертификацию по линии международной организации «ВЕРИТАС». Их специалисты, после теоретических знакомств в конструкторском бюро, принятия документации по международным стандартам (мы издавали её ранее с трепетом и боязнью в «Воентехиниздате»), побывали в скоротечной поездке в Саратове, где проходили стендовые испытания и непосредственно сборка самолёта. В ожидании нашего приезда на поезде (непонятно почему, мы туда не полетели, этот же вопрос задавали и французы), в течение двух дней всё не подлежащее показу, было отключено. Но даже молниеносный визит, организованный по-русски с «хлебом-солью» …., и не только, в цех с собираемым первенцем такого класса, обернулся для нас впоследствии обширным списком, где было более двухсот вопросов, на которые предстояло дать письменный ответ. Несоответствие нормам, различным стандартам, заставило наших специалистов значительно повысить безопасность летательного аппарата, но время тоже уходило, а на подходе был конкурент, французский самолёт, правда обходившийся в два раза дороже. Жаркие споры продолжались и в самом бюро по возвращении группы… поездом, сдружившим нас своими «квадратными» колёсами (по словам французов), далеко не комфортабельными вагонами. Нас пообещали пригласить во Францию и прокатить куда-нибудь на …велосипедах, устроить что-то вроде традиционных гонок. Но этого не случилось. Зато, помнится, мадам Буйю Югетт инженер по кондиционированию воздуха и противообледенению, нашла решение «техническому тупику» (по мнению наших молодых специалистов), подсказав и выдав «тайну» как это делается в конкретном случае «у них».

Во «ВНЕШТОРГРЕКЛАМЕ» готовились к встрече гостей из Франции из журнала «Фигаро-Магазин». Посчитали, что мне и карты в руки! Речь шла достойно представить нашу «кипучую» рекламную деятельность в рамках всего одного общесоюзного агентства. Это вызывало интерес на Западе, видя бурные подвижки в связи с перестройкой. Известная журналистка Каролин Пиггози и фотограф Мишель Пикмаль, со своими помощниками, прибыли в наши «хоромы» на улице Намёткина в неподходящий момент, когда не работали лифты, а мадам была где-то на седьмом месяце беременности. Это ей запомнится надолго, но она осилила с десяток этажей, в награду их ждал тёплый приём генерального директора, тов. Зуева. Теоретические объяснения вызывали массу вопросов, но «noblesse oblige» (положение обязывает), мы храбро сражались. Видеомагнитофон, со свежей плёнкой свадьбы сына директора, несколько ослабил пыл любознательной мадам. Мы показали не только свою «кухню» издательскую, где была сделана масса снимков, но и наспех импровизированную студию, где «топ-модели» были приглашены за несколько минут до съёмки нашим фотографом, прямо у ворот ближайшего здания (какого-то), а точнее бойлерной «Станкоимпорта». Девчонки демонстрировали отрезы ткани, наброшенные на плечи, а художественный редактор Любовь Шелестова активно участвовала в этом процессе. Они попали на страницы журнала, а товарищ переводчик остался за кадром. Я успел утешить нашего фотографа, позавидовавшего современной электронной аппаратуре с удобной подсветкой, многочисленным экспозициям без оглядки на расходы с последующей отчётностью по каждому кадру (с нашей стороны).

Долго мы ждали обещанных экземпляров журнала, всё-таки получили их и подивились иронии большой статьи о набирающей темпы рекламе в эпоху перестройки. А в целом наши умельцы действительно достигли очень многого за короткий срок, теперь бы потребовалась уйма времени на простое отслеживание наших достижений в этой области.

Единственное же рекламное агентство катилось тем временем к своему распаду. Составляющие его подразделения подыскивали новую форму существования. И вскоре появились несколько самостоятельных агентств. 1 мая 1991 года мой шеф получил небольшой кредит и технику (в основном старую фотоаппаратуру). Мы последний раз сходили все вместе на демонстрацию, когда присутствующие освистали прародителя перестройки Михаила Сергеевича Горбачева. А у меня на память остался его автограф на грамоте Президиума Верховного Совета СССР «Воину-интернационалисту» и удостоверение «о праве на льготы», (февраль 1990 г.), которое послужило разве что правом на бесплатный проезд в общественном транспорте. Главой государства стал Борис Ельцин (1991 г.)

С марта 1993 г., поправив свои дела, шеф обзавелся современной аппаратурой, арендовал помещение поближе к «Дворцу молодёжи». Я стал заместителем директора по общим вопросам в рекламно-коммерческом предприятии РКП «Соверо пресс», затем переименованное в товарищество с ограниченной ответственностью рекламная компания и издательство «Соверо пресс». Стали выпускать рекламные проспекты, сувенирную продукцию. Иногда перепадали устные переводы.

Мои старания шеф отметил турпутёвкой во Францию. Новый 1996 год я встречал на Елисейских полях. Из Варшавы до Парижа добирались на автобусе, через Прагу, имея в паспорте отметку с Шенгенской визой. Жуткий гололёд чуть не сорвал нам все торжества, мы едва успели отдохнуть несколько часов, а потом за четверо суток столько насмотрелись и наслушались, что это заслуживает отдельного описания. Одним словом, я согласен, когда говорят: «Увидеть Париж и умереть!». Попасть в страну-носитель языка после стольких лет работы с языком, увидеть хоть немного из того, чему нас учили в ВИИЯ на страноведении (преподавателем был тов. Соловьёв), отснять панораму вечернего Парижа со второго уровня Эйфелевой башни, побывать на Монмартре, с рядом размещенных кабаре «Мулен руж», - как тут не сказать: «Большое спасибо шефу за нашу счастливую старость!». Возвращались из Парижа с большими приключениями, где-то потеряли самого старого туриста, пополнившего список последним, иначе бы поездка вообще не состоялась. Вкусив прелести буржуазного образа жизни (у него появились лишние деньги после продажи двух бутылок дорогостоящей водки), он решил остаться и умереть на чужбине. Либо на худой конец комфортабельно возвратиться самолётом, даже не повидав Бельгии, через которую пролегал наш обратный путь, впереди ждала Варшава. Поиски через посольство, куда он незадолго до отъезда позвонил, участие многочисленных полицейских, имевших описание «клошара», увенчались успехом. Мы возвратили беженца под общий ропот ожидавших, пришлось где-то менять распорядок пребывания. В Брюсселе дедушка вновь хотел улизнуть, но мы его уже пасли и в поезде после Варшавы окружили абсолютным гневным невниманием. Так закончилось наше путешествие.

Вновь захотелось заняться любимым делом. Человеческая благодарность скоротечна! Я попросился у шефа, генерального директора Тараторкина Валентина Борисовича, на вольные хлеба. Меня выручили мои старые знакомые, особенно Коржавин А.В., подключив к одному из контрактов по линии «Оборонэкспорта».

Несмотря на сложную обстановку в Алжире (фактически шла гражданская война с воинствующими исламистами), после 27-летнего перерыва, 5 августа 1997 года мы с группой специалистов снова стали «первопроходцами», 36º С, аэропорт имени Хуари Бумедьена, жара напомнила молодые годы, но вовсе не обрадовала. Начались новые будни в условиях террора со стороны исламистов, в сентябре около 400 жителей трёх деревень были жестоко уничтожены. Список жертв рос с 1992 года, достигнув 100 тысяч к 2001 году ( по местной прессе) и 200 тысяч, по американским данным. За пять заездов (исключая 1999 год, не смог поехать из-за человеческого фактора) по 6 марта 2001 г., с некоторыми перерывами вели работу по обучению специалистов недалеко от столицы. Иногда бывали на экскурсиях в столице и окрестностях, не далее 100 км, под охраной. Бумердес (недавно переживший землетрясение), бывший «Роше Нуар», в летние месяцы встречал нас ласковым Средиземным морем, это фактически давало передышку в напряженном ритме работы. Без охраны- никуда. Даже на окраину столицы, где находилось здание иностранных сотрудников (по поездке в 1968 году) не довелось проехать. Было несколько встреч с товарищами по эпохе разминирования. Меня как ветерана тепло встречали. Страна бурно развивается, несмотря на все трудности, сотрудничество постепенно растет. Хотелось бы посетить наш Ля Калль, ставший курортным городом. Но туда местные добираются в основном самолётом, только открытки дают представление о разросшемся городе. Но память о разминировании осталась священной. В военном городке повстречался с сыном владельца ресторана, в котором мы питались первое время. Интересная встреча получилась, но я не успел из-за отъезда 5 марта 2001 г. получить фотографии прифронтового городка Ля Калль.

Мы зазвали к себе участников ансамбля «Берёзка», проезжавших в Тунис в 1964 году. Уж очень теплая была встреча, наши раненые ребята получили тогда моральное подкрепление. Сожалею, что не получил фото тех времён (крупным планом среди наших сапёров) мадам Кольцова Мира Михайловна, недавно промелькнула в «Новостях культуры» по телевидению, тогда она особо выделялась исполнением главной роли в фильме «Девичья весна», а теперь она художественный руководитель и главный балетмейстер ансамбля вот уже четверть века, народная артистка СССР, профессор, академик.

Как летят годы, но память об основных жизненных этапах и людях, встреченных на пути, ещё не стёрлась. Разве можно забыть совместную работу по переводу книги «Конструирование мебели» (издательство «Высшая школа») с Никоновым Борисом Алексеевичем, первым составителем учебника по военному переводу. Несмотря на длительную подготовку к переводу в специальных отделах «Библиотеки им. В.И. Ленина» и «Технической библиотеки» он трепетно относился к работе, очень ответственно.

Более трех месяцев я готовился к переводу книги «Контрольно-измерительные приборы в промышленности». Это было настоящее погружение в оригинальную литературу в выше указанных библиотеках. А редактировал мой перевод Турчин Павел Елисеевич. Это под его редакцией в 1970 году вышло второе издание французско-русского политехнического словаря (издательство «Советская энциклопедия»). Он отлично играл в большой теннис, был всегда подтянут. Его партнёрами были многие знаменитости, в том числе маршал Якубовский «у него ладонь с голову человека». Я рад, что по возвращении из командировки в Алжир, подарил Павлу Елисеевичу хорошую (по тем временам) ракетку фирмы «Шлязингер», надеясь повысить класс игры человека, который оценивал работу переводчика по его знаниям, стремлению расти. Благодаря его усилиям и стечению обстоятельств, в ноябре 1971 года я был переведен из Солнечногорска в Москву, в бюро иностранной военной литературы (БИВЛ) на место Коржавина Ааркадия Васильевича, освобождалась майорская должность, где я проработал на различных должностях почти 19 лет. К стыду своему поздно узнал, что оба старших товарища – выпускники ВИИЯ, полковник Турчин П.Е. по каким-то причинам не пожелал изложить свою биографию. Предложение поступало от наших организаторов ещё при его жизни (в 2005 году), что подтвердил его сын, якобы «сославшись на большую занятость и нежелание ворошить прошлое». Вдова Маргарита Ивановна хотя и дала телефон сына Игоря Павловича, но предупредила, что он вряд ли сможет выполнить просьбу в знак солидарности с отцом, ушедшим из жизни в 2006 году. Так оно и было. Пишу подробно об этом специально, хочу показать кропотливую работу организаторов по добыванию ценных материалов, а какой огромный пласт уже утрачен из-за боязни показаться неинтересными этих скромных тружеников. Как бы хотелось убедить всех сомневающихся сесть за рабочий стол и поделиться своими воспоминаниями. Честно признаюсь, отношу себя к этой категории людей, которые сопротивлялись до последнего, а потом добавили хлопот столь пространным изложением фактического материала. Есть над чем поработать редакторам! Зато как приятно сознавать, что ты победил себя, несмотря на невзгоды и невосполнимую утрату, кончину боевой подруги, с которой прошли 45 лет жизни; 12 февраля с.г. стало для меня самой мрачной датой. Это благодаря усилиям супруги я поступил и закончил ВИИЯ заочно. Прекрасный преподаватель французского языка, много сил отдавший своим студентам на курсах ЮНЕСКО, была бы счастлива увидеть меня в столь поздний час(четыре часа утра) за переработкой последних страниц затянувшейся автобиографии. Она считала, что я должен выполнить просьбу ради общего дела и в духе суворовцев «Не сдаваться ни при каких обстоятельствах!». Это созвучно с лозунгом на гербе Парижа «Battue des flots – jamais submergtèe», сравнивая город с непотопляемым кораблём, который пробивается к цели сквозь штормовые волны.

Хочется сказать очень кратко (в надежде получить от вдовы Татьяны Васильевны материалы об ушедшем из жизни в 2005 г. выпускнике ВИИЯ 1948 г., точная дата окончания уточняется в связи с опасным внедрением в банду бендеровцев Коржавина Аркадия Васильевича. Я был знаком с ним с 1958 года. Человек оставался полон оптимизма, несмотря на происки врагов и недругов. А сколько он перевел на французский язык различной литературы, издал массу учебников и пособий, трудясь много лет в Горном институте, последнее продление на пять лет преподавания на кафедре внушало надежду, что он справится с недугом, но болезнь подрезала крылья. Возвращаясь из командировки я привозил современную литературу, которую он оперативно обрабатывал и активно использовал в качестве дидактического материала. Не случайно ему была присвоена учёная степень кандидата наук по совокупности выпущенных учебников. Дарственные надписи на авторских экземплярах будут мне напоминать об исключительном трудолюбии и авторитете этого Человека, успевавшего писать и стихи, делать прекрасные поделки из неказистых коряг и прочего материала, оживавших в руках этого умельца с Севера. Прекрасный рассказчик, знаток анекдотов навсегда останется в памяти знавших его людей.

Вернусь к нашим педагогам.

Преподаватель Бондарев Евгений Васильевич, работавший с эскадрильей «Нормандия –Неман», учил нас быть бдительными при исполнении своих переводческих обязанностей. Его стройный силуэт изредка мелькает в телевизионной хронике по случаю знаменательных дат, связанных с ВОВ.

Мы рады видеть как творчески росли и наши преподаватели. Одним из авторов французско-русского словаря (активного типа) стала Соколова Георгина Григорьевна, миниатюрная женщина, твердо державшая в своих руках разномастную возрастную группу. Словарь вышел в свет в 1991 году, а в 1997 году я с удовольствием взял несколько экземпляров в качестве подарка моим друзьям в Алжире. В нём много нового и полезного для иностранцев, изучающих русский язык.

Спасибо всем преподавателям ныне живущим и ушедшим из жизни (Редозубов К.Н.), всем кто недолго и подолгу направлял нас на путь истины, кто выручал нас словом (Исаев А.А.) и делом, в трудные минуты (они у всех возникали в период учёбы), мы помним и (Недавно один из сокурсников по ФЗО Андрюк Олег Нестерович сообщил мне приятную новость о преподавателе Курникове Василии Ивановиче. Он защитил диссертацию, кажется докторскую, на тему о филологии. Так держать, гвардия!) любим Вас за строгость и за слабость! Здоровья Вам и долголетия на благо новым поколениям.

Ныне «отставник», но я не теряю надежды и дальше заниматься любимым делом. Наступило время зрелых президентов. Не гоже бросать друзей на перепутье. Ответный визит Путина В.В. в Алжир к моему давнему знакомому, ныне президенту Абдельазизу Бутефлике, послужит новым импульсом в развитии дружеских связей между нашими странами, частицу своей жизни в это вложил и выпускник ВИИЯ.

Я особо горжусь медалью «За боевые заслуги», знаком воина-интернационалиста, памятной медалью за «Участие в работе ветеранских организаций», многочисленными грамотами по линии Советского комитета ветеранов войны и локальных конфликтов. Предмет особой гордости медаль «За ратную доблесть». Подмосковье, руководимое славным генералом Громовым откликнулось в связи с 70-летием. Как бы порадовалась этому моя боевая подруга Августа Александровна, с которой мы счастливо прожили столько лет. Она тоже участвовала в эпопее по разминированию, работала в госпитале в городе Ля Калль. Эта трагедия глубоко тронула, всех её знавших и останется в памяти до последних дней моей жизни. Я признателен Вам, кто с пониманием отнёсся к моей судьбе и дал возможность хотя с опозданием, но высказаться в качестве свидетеля о далёкой эпохе становления рядового выпускника ВИИЯ. А воспоминания заместителя по политчасти Павленко Андрея Яковлевича «В Алжире остались наши сердца», в переносном и прямом смысле (после первого инфаркта, перенесенного на ногах и аорто-коронарного шунтирования 25 мая 1999 г.) являются доказательством нашего отношения к делу.

Благодарю Всех, дочитавших мои сумбурные воспоминания. И просто нижайший поклон всем труженикам, по крупицам собирающим историю ВИИЯ, оживляющим страницы прошлого и настоящего.

Уверен, что чуткость заместителя директора Клуба Людмилы Викторовны Кушнерук, подскажет ещё многим ищущим дорогу к этому храму, где в раной степени ждут и чтут память ушедших от нас и ныне живущих, но ещё не пришедших к мысли увековечить память о себе в этом эфемерном мире, где только скромные труженики – помощники, как Виктор Александрович Горохов могут охватить всё многообразие жизни через компьютерную сеть.