Александр Викторович Тарасов Спецура – 87:

Ранняя весна в Институте. Тает снег, щебечут птички, а на крыше казармы, где ЛУР, трудится зольдатик из РОУП с ломом в руках, отбивая здоровенные сосульки.

Два юных курсанта (автор и Егоров В.И.) идут неспешной походкой по Карбышев-стрит прямо под окнами вышеуказанной казармы в зоне трудовой повинности зольдатика. В какой-то момент автор притормаживает, чтобы поправить (пардон) портянку. Не путать с прокладкой!

Егоров С.В. как настоящий товарищ вынужден подождать. И в этот момент на то место, где должны были бы идти мы, с грохотом падает лом.

О ПОЛЬЗЕ ПОРТЯНОК: Если бы не она, родимая, ходили бы мы двое с ломом в туловищах.

***

Полное безделье караульного свободной смены сподвигало иногда на изучение шедевров военной мысли, публиковавшихся в спец. ежегодниках «Календарь Воина».

Наряду с поучительными историями о бдительных часовых и умелых водителях боевых машин, в этих книжицах печатались подборки армейских пословиц, призванных заряжать бойцов патриотизмом и служебным рвением.

Представляю мудрых работников ГлавПУРа, изобретающих околесину типа:

"Красна служба дисциплиной, да разумной инициативой!"

Так вот, цепкий глаз спецпропагандиста вычленил один из перлов:

"Советскому патриоту любой подвиг в охоту", а буквально не следующей странице – "За границей и сахар в горчицу, а на Родине и хрен в леденец".

Путем нехитрых перестановок рождается восхитительная спецпропагандистская мудрость:

"СОВЕТСКОМУ ПАТРИОТУ И ХРЕН В ЛЕДЕНЕЦ!"

Караул прошел на «Ура»

НЕ ЗАМЕТИЛ

Хочу сказать, что с-т Фролов при всей своей тертости и бывалости - человек очень нежный и ранимый. А свидетелями тому мы стали вот при каких обстоятельствах.

Случилось так, что на третьем курсе речевую практику китайского языка в нашей группе вела Т.В.К. - хрупкое создание с железным характером. Почти все из нас провели не одну бессонную ночь над заданиями, которые она нам задавала. Нормальный человек мог бы тронуться умом. Но военный переводчик умирает последним.

Чтобы испросить каждого, она частенько задерживала нас и отпускала с занятий лишь минут через пять-десять после того, как прозвонит звонок на перемену, забывая, что мы люди военные и иногда должны строиться, получать инструктажи и пр.

Так вот, однажды с-т Фролов выстроил вверенную ему учебную группу для получения отеческого напутствия перед заступлением в наряд. И лишь наша языковая группа продолжала изнемогать под жестким прессингом хрупкой преподавательницы. Настолько хрупкой, что факт ее присутствия в классе можно было засвидетельствовать не сразу.

Обычно с-т Фролов был скор на расправу. С грохотом ворвавшись в наш класс и не увидев никого, кроме нас, дописывающих словарный диктант, Борисыч заорал: «Вздрочились быстро, а то всех ... ну, допустим, наругаю!!!»

А словарный запас у Сережи всегда был очень велик. Этаже на шестом словарной конструкции, которой позавидовал бы В.И.Даль, Борисыч заметил нашу дорогую Т.В. Он ойкнул мгновенно осипшим голосом и с воплем «а-а-а­-а!!!» забежал в соседний класс, где, спрятавшись за зеленую занавеску, просто сидел и кричал это же «а-а-а-а!!!» минут эдак семь.

Инструктаж был сорван. Т.В.К. не повела и бровью. Закончив диктант и, как всегда, выставив несколько «двоек», она невозмутимо удалилась.

А Сережа попил валерьянки и тоже вернулся к исполнению обязанностей младшего командира, но уже немного поседевшим.

БУТЫЛКА ОДНА, НАЧИНКА РАЗНАЯ

Тихий весенний вечер. Казарма третьего факультета, что над кафедрой автомобильной подготовки. Часть курсантов отдыхает по личному плану (самовольная отлучка). Некоторые изучают ин. языки в Ленинской комнате. А некоторые очень культурно выпивают сорокоградусную в каптерке.

По завершению сего, безусловно, приятного, но быстро заканчивающегося мероприятия, один из поклонников зеленого змия нечаянно роняет пустую бутылку за окно, на родную Волочаевскую.

По всем законам жанра бутылка падает на погон проходящего мимо офицера, который, громогласно изрыгая проклятия, несется к дежурному по Институту, чтобы осуществить акт возмездия.

Мгновенно оценив ситуацию, курсанты-спецпропагандисты принимают контрмеры: с места, где разбилась бутылка водки, убираются крамольные осколки. И на этом же самом месте разбивается бутылка из-под кефира.

Через пять минут весь курс стоит навытяжку перед дежурным по Институту и беснующимся потерпевшим. Проводится осмотр места происшествия.

Но!!! Упавшая случайно бутылка - из-под кефира. Это досадно, но НЕНАКАЗУЕМО!

А то, что проходящим мимо офицерам мерещатся бутылки водки, вылетающие из окон, так советская спецпропаганда здесь не виновата!

Сергей Борисович Фролов Спецура – 87:

Все верно, все правильно», - говорил тов. Саахов. Только маленькое уточнение... Бутылка вылетела не случайно, а специально. Это так дебоширил Гарик Каюченко.

Бутылка накрыла кого-то с юрловской кафедры, чего в принципе и добивался Гарик, просидев к тому времени в засаде минут пятнадцать. А разливать кефир и разбрасывать осколки «невинной» бутылки пришлось кому?

Правильный ответ не позволяет назвать личная скромность.

СБОР

Тихий весенний вечер. Казарма третьего факультета, что над кафедрой автомобильной подготовки. Почти весь курс отдыхает по личному плану (самовольная отлучка). Лишь наряд по курсу несет службу, бдительно покуривая, да старшина курса А. Малашенко (красный диплом и нежная любовь к Бахусу) учит французский в каптерке.

Ласковый ветерок, проникший в казарму через открытые настежь окна, шевелит Кокос (прическа ежиком) на моей голове. Приятные мысли о близком лете и грядущем отдыхе на Рижском взморье помогают коротать службу дневальному свободной смены.

Но... Чу!!! Чудовищный грохот стальной решетки для очистки обуви, подпирающей входную дверь казармы, известил о приходе непрошенного гостя. (Свои проникали в казарму, не потревожив данную Alarm system).

О ужас!!! Наш начальник курса м-р 3. решил лично засвидетельствовать свое почтение. Вот он, темнее тучи, выслушивает лепетание дежурного, что десять человек находятся на спортгородке (Ха!), двенадцать человек пошли к друзьям в казарму «Востока», а остальные отправляют естественные надобности (около пятнадцати человек одновременно). Рубленая жестикуляция дает нам понять, что офицер отводит 45 минут на сбор всего курса и общее построение. Сам воспитатель занимает «пол­позишн» у входа в казарму.

Что делать? Чутье спецпропагандиста подсказывает единственно правильное решение. Меня как самого военно-спортивного на двух поясных ремнях через открытое окно опускают на волю (ул. Волочаевская). Далее идет процесс оповещения, и через 36 минут ВЕСЬ КУРС оказывается на территории Института.

Часть (ну те, которые якобы в туалете) попадает в казарму, будучи втянутой через окно с улицы. Остальные перелезают через забор в других частях Института, где их ждала подготовленная военная форма, чтобы инсценировать возвращение из казарм «Востока­-Запада-Юрлы».

И лишь один, ОДИН курсант попадает под белы рученьки м-ра 3. (Егоров В.И.), который, будучи немного не в себе, не смог поднять руку к спасительным ремням, висящим у него над самой головой.

Эпилог. После этого случая мозг офицера-воспитателя был окончательно разрушен, ибо законы диалектики объяснить, как попали в казарму пятнадцать курсантов, не могли.